«Всё течёт, всё изменяется». Уходят очевидцы событий, вместе с ними — информация о прошлой жизни родного края.
За исключением разве что запечатлённой для потомков в печатном виде — в той же местной газете. Наверное, сегодня многие марёвцы хотели бы знать, как выглядело их село... скажем, 100 лет назад, как и чем жили населявшие его люди. Отчасти услугу в «просвещении» земляков на сей счёт могут оказать воспоминания Елены Афиногеновны Весской — представительницы известного в Марёве духовного рода Весских (Преображенских), много лет учительствовавшей в школах района — Логовской, Одоевской, Старской, Марёвской, попавшие в книгу местного журналиста и краеведа Анатолия Хийра «Марёво — земля Рюриковичей».
В воспоминаниях отражены не только конкретные исторические факты, но и образ жизни земляков. Предлагаем читателям фрагменты публикации.
«От Липья до самого Марёва кустарника и леса по обеим сторонам большака не было, поэтому уже с дальнего расстояния село представало путникам во всей красе. На правом берегу Марёвки привлекала внимание белоснежная церковь Никольская, а на левом — церковь Успенская. В центре, на месте нынешнего узла связи, располагался белокаменный флигель князя с высоким стеклянным куполом. Сам князь (Лобанов-Ростовский. — А.К.) жил в Хлебалове, а сюда заезжал после посещения церкви отдыхать и завтракать или во время гуляний.
Между этими тремя зданиями располагались купеческие двухэтажные деревянные дома со складами, другими строениями и дома служителей церкви.
В Марёве было 7 купцов, 3 из них — богатые, ведущие широкую торговлю. Особенно выделялись Осип и Тарас Хлебовы. Осип входил в купеческий трест и хорошо разбирался в сортах льна. От скупки его и разбогател. Сырьё обозами в 15–20 лошадей он отправлял через Лычково за границу. А обратно привозил товары в большом ассортименте.
Конечно, не обходилось без обмана народа. Но делалось это как само собой разумеющееся, даже с шутками. Когда покупатель говорил: «Тарас Петрович, не натягивай крепко ситец на аршин», ответ был: «Аршин не любит морщин». Сам же продолжал натягивать ткань так, что ситец звенел, как струна. На замечания покупателей, что ситец редкий, отвечал: «Вдвое сложь и к стене приложь, просвечивать не будет».
В селе было 4 двухэтажных чайных. Сюда заходили обозники, получив расчёт, пить чай и купить гостинец-бублик детям. Держали чайные Синельникова, Ефим Смирнов.
Два кузнеца в Марёве ковали лошадей, обивали колёса, телеги и т. д. Два слесаря лудили самовары, делали вёдра, чинили чугуны. Был и красильщик одежды.
Главным праздником считалось Успение (28 августа). В этот день в Марёве была большая ярмарка. Приезжие купцы устраивали на площади возле церкви ларьки, вели бойкую торговлю. Участвовали в ней и ремесленники — привозили грабли, корзины, колёса, деревянные чашки, глиняные горшки. Не оставались в стороне и садоводы — выставляли яблоки, сливы.
Народу собиралось очень много. На главной улице проходило гулянье. Группы молодёжи с гармонями, песнями и частушками гуляли по дороге. Пожилые сидели на лавочках, на крылечках и наблюдали за детьми, знакомыми. Гулянье здесь продолжалось до 16 часов, потом уходили гулять в Заборовье. Завершалось всё под утро...
В церкви всегда был хороший хор. Руководили им учителя, певчими были желающие из крестьян.
За Марёвом в старом частном доме находилось почтовое отделение. А у Карцевского бора стояла эстонская молельня. На её крыше черепицей было выложено «эстон. молен.».
Перед революцией в Марёве появился фельдшер. Образования медицинского он не имел — бывший военный санитар.
Как отдыхала молодёжь до революции? Гулянья в основном проводились в крупные религиозные праздники. Их в Марёве отмечали три — на третий день после Пасхи, в десятую пятницу после неё и в Успение. Молодёжь приходила сюда издалека, даже за 20 километров. Причём оберегали обувь, шли босиком и только перед селом её одевали.
В иные религиозные праздники гулянья были в других деревнях. На Масленицу в Моисеево съезжались крестьяне, имеющие хороших лошадей, красивую упряжь и возок. Начиналось катанье. Оно шло вкруговую вдоль деревни.
Зимой деревенская молодёжь собиралась в избах. Пели частушки, плясали, играли. Гармонисты были в каждой деревне. Иногда приходили «чужаки» — парни из других деревень. В выходные дни девчата не брали с собой работы, а в рабочие дни шли с прялками, вязаньем — матери давали задание.
Летом собирались на воздухе — у речки или Карцевского бора. Часто разводили костерок, приносили гитару, балалайку, гармонь. Пели песни, декламировали стихи. Любимыми песнями были «Славное море, священный Байкал», «По диким степям Забайкалья», «Спускается солнце за степи». Перед революцией стали петь «Варшавянку», «Смело, товарищи, в ногу» и другие. Стихотворений молодёжь заучивала и читала много.
Учителя и учащиеся Новгородской семинарии горели желанием организовать спектакль или концерт. На репетиции они ходили за 5–7 километров (из Липья, Окороков). За неимением помещения спектакли ставили на гумне. Тщательно обметали стены, устраивали сцену, собирали скамейки. Даже одежду для артистов и занавес на сцену выпрашивали у населения. При свете фонарей и керосиновых ламп ставили спектакли, чаще бесплатно. Если платно, то сбор шёл на помощь несчастным или культурные приобретения. Но, чтобы поставить спектакль, нужно было получить разрешение урядника, а это не всегда удавалось.
До революции книги, тетради, карандаши и ручки в школе выдавали учащимся бесплатно на время учёбы. Весной их сдавали в школу. Если испачкает ученик книгу или порвёт её, его наказывали. Использованную тетрадь проверял учитель — вся ли она записана, не вырваны ли листы, и только после этого выдавал другую. Кроме тетрадей были грифельные доски и грифеля. На такой доске можно было писать и стирать — очень удобно для учащихся 1–2 классов.
После революции в школах отменили преподавание Закона божьего. Трудно было с учебниками. Старые не годились, новых не было. Трудности с бумагой, чернилами, карандашами. Поэтому всё это очень берегли. Чернила ребята приносили свои, а когда карандаш или грифель становились короткими, их вставляли в стебель малины или бузины и использовали полностью.
Сразу после революции больших изменений в Марёве не произошло. Не стало урядника и старшины. Их заменило волостное правление, которое разместилось в доме князя. Сам же князь исчез задолго до революции. Около церкви была могила двух его сыновей-младенцев с мраморным памятником. Затем у купца Хлебова отобрали магазин. В нём разместился Народный дом, где ставили спектакли и проводили собрания. Каждое собрание кончалось пением Интернационала. Пели с воодушевлением, и получалось неплохо.
В связи с тяжким положением в стране заглохла торговля. Закрылись чайные, так как не было сахара. Его заменяли сахарином, который меняли на яйца (коробка в 100 таблеток — 10 яиц). От сахарина пошли у людей нарывы и сыпи. Пробовали варить патоку из свёклы.
В связи с новой экономической политикой в 1922–1924 годах торговля в селе возобновилась, но небогатая и ненадолго. Магазин Хлебову вернули. Народный дом и избу-читальню перевели в дом, где было волостное правление, заведующий избой-читальней должен был организовывать спектакли и концерты. Артистами была желающая молодёжь.
В 20-х годах построили паровую лесопилку. Но работала она недолго — сгорела. В 30-м году начал работать маслозавод. Он вырабатывал вологодское масло и казеин для изготовления пуговиц.
В конце 20-х с церквей сняли колокола, а потом Успенскую закрыли и устроили в ней дом культуры. Никольская работала до 1935 года. Во время фашистской оккупации в ней снова была организована служба. Нашлись поп и дьяк (из учителей), которые услуживали фашистам. С приходом наших они были расстреляны.
Печальную и жуткую картину представляло Марёво после 5 сентября 1941 года. Поваленные телеграфные столбы, спутанная проволока, везде гарь. Оставшиеся дома стояли без рам и дверей. Жители попрятались, оделись в рваньё, так как немцы отбирали хорошую и тёплую одежду и обувь.
Но вот наступил радостный день 14 января 1942 года. Пришли наши войска. Вошли они без боя, так как немцев в Марёве уже не было. Бои шли под Лёшкиным. Очень быстро пошло восстановление уцелевших домов.
25 февраля начала работать школа. Вместо парт использовались столы и скамейки. За столом размещалось по 4–5 детей. Не было бумаги. Писали на старых книгах, газетах. Но ребята очень хотели учиться и занимались старательно. Если приходилось прерывать занятия, уходили домой неохотно. В классе было светло и тепло.
Однажды немецкий самолёт сбросил бомбу недалеко от школы. Вылетели стёкла. Другого вреда она не принесла. Стёкла заменили фанерой — в классе стало сумрачно и холодно. Но дело к весне.
Когда объявили о сборе военных трофеев, учащиеся стали приносить в класс каски, противогазы, патроны, гранаты и однажды принесли снаряд около полуметра длиной. Я очень испугалась, но пришлось и его убрать в шкаф. Несколько дней он лежал там, потом пришли военные, забрали все трофеи, запретив их собирать и вообще трогать, если увидят, так как были случаи, когда дети подрывались гранатами и минами. Вот так работала школа в 1942 году до 15 мая. Потом начались каникулы».
Анатолий ВАСИЛЬЕВ
Фото из архива редакции
