</p>
<p style="text-align: justify;">Вообще-то она только за окном. Там по дороге несутся автомобили, там люди из дома идут на работу, с работы — домой.</p>
<p style="text-align: justify;">— Когда, интересно, народ работает? — удивляется одна из моих соседок по палате Тамара Мефодьевна. — Всё ездят да ездят, а работают когда?</p>
<p style="text-align: justify;">— Так, верно, работа у них такая, — с трудом улыбаясь, отвечаю бабуле. Пытаюсь объяснить старенькой суть вещей, смысл нынешней гонки. И понимаю, что сама не ведаю никаких сутей, никаких смыслов. Просто, надо о чём-то говорить, иначе — «труба». И мои соседки говорят больше меня, им хочется рассказать незнакомке про всю свою прошлую жизнь, про всё плохое и про всё хорошее, вдруг, в последний раз. А незнакомому человеку рассказывать легко, как самому себе. Такая вот больничная житуха.</p>
<p style="text-align: justify;">Грачи прилетели</p>
<p style="text-align: justify;">На дворе конец марта, а вьюга разгулялась, как в феврале. Ветер задувает во все щели, за окошком ничего не видно. Но вот, наконец, зима сдалась, выглянуло жёлтое, в оранжевых пятнах, солнышко, закапало с крыши. Ёлочки под окнами закачали лапами веселее. А под ними — проталины, редкие после нынешних больших снегов, но проталины. Баба Валя лежит спиной к окошку и ничего не видит. Она не встаёт, бедро сломано и не заживает шов на животе после операции простого аппендицита. Из раны сочится сукровица и гной. Каждый день ей делает перевязки медсестра Татьяна Арсентьевна. Баба Валя старается терпеть боль, но всё-таки сил терпеть не хватает — ойкает, постанывает.</p>
<p style="text-align: justify;">Мефодьевне полегче. У неё, как она объясняет, камень к почке прицепился и не даёт покоя. Камень большой — 0,7 сантиметра. Мефодьевна то поплачет, то посмеётся над собой и нас старается развеселить своими немудрёными шутками.</p>
<p style="text-align: justify;">— Гляди-ка, грачики прилетели! — Радуется старушка и печалится. — Прилетели, а кругом снега, что вам кушать-то, милые? У нас-то в деревне, поди, ни единой проталинки нет, одни сугробы.</p>
<p style="text-align: justify;">Живёт Мефодьевна в далёкой от райцентра деревеньке Казовицы, где остались, в основном, вдовы да вдовцы. Деревня стоит в четырнадцати километрах от станции Уторгош, и автобус туда ходит редко, что для народа неудобно. Бабуля ворчит. Дома у неё остались трое котят и одиннадцать курочек. Кормит их соседка. Она же протапливает печь.</p>
<p style="text-align: justify;">— Кутёнкам «Китикет» у меня куплен, курам зерно есть. Проживут, небось, соседи у меня хорошие, в беде не оставят… Да что это я, пойдём грачей кормить, такой путь проделали, умаялись, оголодали.</p>
<p style="text-align: justify;">Мы собираем оставшиеся после больничного обеда хлеб и булку, выходим на воздух. Покрошили хлеб, раскидали по проталине и по осевшему, потемневшему сугробу. Пошли в окошко глядеть. Через какие-то минуты чёрные птицы нашли корм и стали клевать. К ним присоединились вездесущие, нахальные галки. Что же, они тоже поклевать хотят.</p>
<p style="text-align: justify;">И так мы с бабушкой стали каждый день кормить грачей. Мефодьевна скажет:</p>
<p style="text-align: justify;">— Ну, пойдём своим курям подкормку снесём, — и мы идём, а они ждут уже и расклёвывают белыми клювами большие куски булки. Мы и берём-то её для птиц, у нас есть лепёшки, печенье и всякие фрукты. И ещё — «бомжики», ну, всякая лапша растворимая. И фрукты нам приносят. Ко мне и бабе Вале каждый день дочки приходят, знакомые, друзья. Моя любимая Вера Григорьевна принесла блинов, бутербродов с ветчиной и вкусненный салат в таком маленьком горшочке, как в ресторане. Подумалось даже — в больнице, если не очень болеть, даже хорошо, все еду приносят, каждый день разные фрукты, а ты лежишь, как паинька, и только жуёшь да жуёшь. Райская, можно сказать, жизнь.</p>
<p style="text-align: justify;">Драгоценное сердце</p>
<p style="text-align: justify;">Жалко только бабушку Валю, ей пока нисколько не легче. Татьяна Арсентьевна Вологдина, перевязочная медсестра, каждый день, кроме выходных, приходит со своими баночками, тампонами, пинцетами и ножницами. Она «мучает» нашу бабу Валю, и сама мучается. Нагнётся над Валентиной, начинает чистить рану. Постоит, подержится за поясницу — болит, видно, спина-то, ведь целый день только и делает, что наклоняется над всеми и перевязывает. Она одна делает перевязки во всей больнице. Не только в хирургии работает, но и в терапевтическом отделении, и в неврологии, и в детском.</p>
<p style="text-align: justify;">— Потерпи, моя золотая, — говорит Вологдина, — я как могу, стараюсь, чтобы не очень больно. Знаю, тебе не просто больно, а невыносимо. У меня сердце на кусочки разрывается, я ведь у каждого из вас кусочек его оставляю, я же простой человек, всё понимаю. Потерпи, милая.</p>
<p style="text-align: justify;">Татьяна Арсентьевна работает в больнице давно. Сама перенесла не один уже инфаркт. Так и правда, какое же сердце выдержит столько человеческой боли, столько страданий. Кажется, что оно у сестры всё из золотых, бриллиантовых и каких-нибудь ещё драгоценных кусочков, большое — из маленьких. И после каждой перевязки крохотный кусочек падает на постель больного и придаёт ему сил. А у Арсентьевны сил становится на кусочек меньше.</p>
<p style="text-align: justify;">Вологдина, вздохнув, уходит, а Мефодьевна начинает рассказывать про жизнь. А она у женщины, ну прямо-таки удивительная.</p>
<p style="text-align: justify;">— Я сериалы не смотрю, — машет рукой. — «Санта-Барбара» в телевизоре давно закончилась, а моя «Санта-Барбара» не кончается, каждый день новая серия с рождения длится.</p>
<p style="text-align: justify;">Под калиновым кустом</p>
<p style="text-align: justify;">Родилась Тамара на Псковщине в ноябре 41‑го. Отец уже погиб на фронте, а их у матери осталось трое: она да двое братишек, немного постарше её. Они уходили в лес всем селом, всем небольшим отрядом из баб да малых ребятишек. Мама шла первой в колонне, и ей первой достался то ли осколок, то ли пуля. Малышку Тамару нёс четырёхлетний братик Колька. Взрослые тащили на себе скарб, какую-то еду, а Колька тащил свёрток, который пищал и хныкал. Мальчонке надоело это слушать, он положил сестрёнку под кустик и побрёл налегке. Бабушка обернулась, а пацанёнок пустой плетётся.</p>
<p style="text-align: justify;">— Ты куда Томку дел?! — ужаснулась старушка.</p>
<p style="text-align: justify;">— Да под кустом оставил, вон там.</p>
<p style="text-align: justify;">Вернулась бабушка — хорошо, недалеко ушли, и нашла внучку под калиновым кустиком. А потом, когда жили в лесу, в окопе, Колька положил Тамаре на лицо подушку, ему опять надоел её плач. Бабушка чем-то была занята, а после спросила, почему, мол, Томка молчит? А братик ответил, что она спит. Бабушка хватилась, а малышка уже задыхалась под подушкой.</p>
<p style="text-align: justify;">Когда немцы ушли, а люди вернулись в сожжённую деревню, все разместились в уцелевших баньках, сарайчиках. Стали рубить лес и строить кое-какие избы. Девочке было уже годика четыре, среднему брату Олегу — шесть. Бабушка пошла в сельсовет с какими-то документами. Стояла лютая зима, мороз трещал, снег скрипел под старыми валенками. Она оставила Тамару и Олега дома, навесила замок. Идёт и думает: «Что-то я забыла»? В карманах поглядела, вроде бы все бумаги взяла. А сердце домой тянет. В это время Олег приладил к кровати верёвку и сделал петлю. «Лезь, — говорит сестрёнке, — головой лезь». Тамара плачет: «Боюсь я»! А он опять в петлю лезть заставляет. Бабуля уже подошла к избе, услышала крик девочки. А замок замёрз и не отмыкается. Она в окошко стучит, кричит: «Не тронь Томку, не тронь Томку»! Кое-как замок руками отогрела, вбежала, а у внучки уже шея в петле.</p>
<p style="text-align: justify;">— До сих пор помню я ту кровать, — вздыхает Мефодьевна. — Большая, железная, спинки дугами. Не знаю, что ему тогда в голову взбрело, может, из-за куска хлеба, может просто видел где такое… Коля уже в детском доме был. Потом и нас с Олежкой туда отправили, не разрешили бабушке нас у себя оставить.</p>
<p style="text-align: justify;">Беспокойная ночь</p>
<p style="text-align: justify;">Мы легли спать после вечерних процедур. В коридоре вдруг послышалась беготня, громкие тревожные разговоры, охи-вздохи. Оказывается, привезли молодого мужчину, который зачем-то полез на сарай и упал с лестницы. Он сильно повредил руку. Я выглянула в коридор, он сидел там, и весь платок, каким была перетянута рука, промок от крови.</p>
<p style="text-align: justify;">Вызвали хирурга. Хирург у нас тоже остался один, второй уехал на три недели на учёбу. Наш Денис Валентинович днём вёл приём в поликлинике, сутками дежурил в больнице. А в ту ночь он ушёл домой отдохнуть. Не пришлось. Вызвали зашивать парню руку. И сестричка операционная, Резида Ильина прибежала из дома. Она тоже одна. Всех по одному в нашей хирургии, как они всё успевают? Ещё и улыбаются, шутят. Да, пока не попадёшь на больничную койку, не поймёшь, как же трудно приходится медработникам.</p>
<p style="text-align: justify;">Палатные медсёстры: Юлечка, Лариса, Лена бегают весь день с капельницами, шприцами, таблетками. А мы лежим, подставляем задницы, вытягиваем руки и ждём, когда же кончат капать капельки жидкости из бутылок с лекарством. Но они так долго ползут по трубочке — хорошо, если бутылочка там, наверху, одна. Если две — получается очень долго.</p>
<p style="text-align: justify;">Юля Егорова часто берёт с собой на работу дочурку Настюшу — не с кем оставить дома. Иногда приводит свою Катюшку и санитарка Оля. Девочки сидят в сестринской комнате, пьют чай с конфетами и печеньем, что-то рисуют. Скучно им, верно, сутками там сидеть, но ничего не поделаешь, такая жизнь.</p>
<p style="text-align: justify;">К бабе Вале каждый день приезжает из деревни дочка. Часто звонит на мобильный, что-то рассказывает. Дочка одна растит двоих детей. Она ездит в Лесную на работу к фермерам. Трудно жить женщине, но она всегда приходит весёлая, приносит матери что-нибудь вкусненькое, ухаживает за ней. Иногда опаздывает на последний автобус и уезжает домой на такси. Стоит это двести рублей. Мне жалко бабушкину дочку, жалко её с таким трудом заработанных денег, жалко всех больных людей. А Мефодьевна нас веселит. Как выкинет какую штуку, как расскажет что смешное — не можешь, а ржёшь. Даже баба Валя смеётся. Один раз Мефодьевна неправильно застегнула пуговицы на кофте. Получилось — одна сторона длиннее на две пуговицы.</p>
<p style="text-align: justify;">— Тамара Мефодьевна, — говорю, — ты чего застегнулась-то криво?</p>
<p style="text-align: justify;">— Так «крыша едет», и сразу видно — в какую сторону, и снимок не надо делать, — пожимает плечами и строит смешную рожицу.</p>
<p style="text-align: justify;">«Нету правды»</p>
<p style="text-align: justify;">Тамара рассказывает про детский дом. Про то, что у ребятишек не было хорошей одежды, что на зиму на всех было всего несколько пар валенок и носили их по очереди. Про зелёненькие пальтишки, которые девочкам выдали в шестом классе, а на следующий год отобрали, выдали старые, холодные. Про воспитательницу, которая за провинности лишала ужина. А ещё говорила: «Тамара, трудно тебе будет жить, ты всё правду ищешь, а её нету, не ищи ты её ради Бога».</p>
<p style="text-align: justify;">А после училища Тому направили на стройку в Кенигсберг. Там она заболела, и врачи сказали, что ей нужен сухой климат. Перенаправили в Казахстан, где она прожила четыре года, после чего вернулась к бабушке на родную Псковщину. Стала работать дояркой. Бабушка уже сильно болела, из дома не выходила. Всё было на Тамаре — и дом, и огород, и больная старушка.</p>
<p style="text-align: justify;">— Была у меня родственница, тётя Нина, — рассказывает, — она ветврачом работала. Нигде она этому делу не училась, от отца пришло к ней уменье. И талант был, от Бога, наверное. Однажды гадюка укусила нашу маленькую козушку, прямо над копытцем ужалила. Мы — к тёте Нине. А она как раз из лесу шла с грибами или с ягодами, не помню. Так и так, говорим, змея козушку укусила. Она велела воды колодезной принести, свежей. Принесли. Тётя что-то пошептала над водицей, попить козушке дала, тряпицу намочила и ножку ей обвязала. Пусть, говорит, до утра дома побудет. Больше ничего и не делала. Утром козочка в поле поскакала, будто ничего и не было.</p>
<p style="text-align: justify;">А раз поросёнок у нас заболел, а Нина на вызове была в другой деревне. Мы позвали дипломированного специалиста, тоже Ниной её звали. Она чего-то пить дала хрюше, укол сделала и ушла. Он минут через пятнадцать и сдох. А уж когда мы нашей Нинушке рассказали, как специалист поросёнка лечила, так она сказала: «Он и должен был помереть, разве можно поросятам через рот лекарства давать».</p>
<p style="text-align: justify;">Потом тётю Нину уволили с работы, потому что не было у неё диплома и образования. Только все, которые с дипломами приехали, быстро разбежались, да и худые они были ветврачи. И нашу Нину опять на работу приняли. Потом каким-то Макаром ей достали диплом, липовый. Да он и нужен-то был…</p>
<p style="text-align: justify;">Умерла же она глупой смертью, собственная кобыла убила сердечную. Ехала она на телеге откуда-то с вызова. А коняга была своевольная, как хотела, так и шла. Хотела — шагом плелась, хотела — рысью, а то в галоп пустится. Подгонять её было нельзя. Нина тогда домой торопилась, корова стояла недоенная. А зараза эта, кобыла, как назло, еле плелась. Тётушка хлестнула её плетью, она как взбрыкнула, и Нина под задними копытами оказалась. Ударила её лошадь в грудь сильно. Померла тётя Нина. Вот я и говорю — нету правды в жизни.</p>
<p style="text-align: justify;">Телятники — на гробы</p>
<p style="text-align: justify;">Судьба занесла Тамару в Новгородский район. В совхозе «Урожай» трудилась она на ферме. Муж появился, сын родился. Шла жизнь чередом, как у всех. Потом приехала в Казовицы. Здесь больше двадцати лет работала на телятнике.</p>
<p style="text-align: justify;">— Телёнок, он, что тот ребяшонок, с ним даже труднее. Лечила я своих по-всякому, тряпки мочила, на холку клала. Плёнку от куриных желудочков толкла, разводила, от поноса этим поила. Помогало. Теперь нет у нас ни коровников, ни телятника. Давно телятник сгорел. Его после сверху новыми досками обили, всё стоял так. А как-то пошла я в лес, гляжу, с той стороны доски оторваны. После мужчина у нас в деревне умер, досок на гроб было не найти… Всё везут лес куда-то, везут, а у нас доски не сыщешь. Ну, руководство разрешило с телятника взять на гроб-то. И вот после этого в считанные дни ни одной досочки не осталось там, всё разворовали.</p>
<p style="text-align: justify;">У нас есть народ бессовестный, особенно из приезжих кто. Сами огород не сажают, а у бабок восьмидесятилетних воруют и картошку, и овощи. А одна жила, тоже приезжая, так это ужас был. Не работала, только пойло какое-то продавала. И сама пила. Придёт в магазин грязная, обувка с чужой, видно, ноги, хлябает, волосы дыбом. Но губы накрашены. Как-то раз пьяная хвасталась, мол, она «чёрным риэлтером» работает, и денег у неё — куры не клюют. А я говорю: «Потому и не клюют, что их у тебя нету». А потом стыдила её: «Как же тебе не совестно? Ты погляди, у нас все старухи семидесятилетние, а кому и за восемьдесят. Но ни одна в магазин в таком неаккуратном виде не приходит». Наши мужики тоже к ней захаживали. Ой, у ей там и конный, и пеший, кого только не было. Увезли сейчас куда-то, не знаю куда. У меня сын раньше не пил, а туда стал ходить, так и спился. Подрался по пьянке и посадили. Теперь пишет, мол, дождись меня, мама, вернусь, всем тебе помогу, пить не стану. Начнёт ли новую жизнь, не ведаю. Не верится мне что-то…</p>
<p style="text-align: justify;">И все поправятся…</p>
<p style="text-align: justify;">…Сегодня Мефодьевна уехала в областную больницу, в отделение урологии. В нашей больнице такого отделения нет. Может, там выгонят из её почки этот противный камень?</p>
<p style="text-align: justify;">Бабуля перед отъездом разнервничалась, разволновалась, накричала на хирурга. Она хотела на «скорой» в Новгород ехать, а доктор договорился с попутной машиной её отправить. Кто-то как раз ехал в урологию, он и попросил, чтобы бабушку с собой взяли. Её это дело возмутило, шутка ли, говорит, больную старуху с попутчиками в город отправлять. А у нас «скорых» всего две, и то одна постоянно ломается. А вызовы поступают и поступают, со всех концов района.</p>
<p style="text-align: justify;">После Тамариного выговора, говорят, хирургу самому делали укол в вену. Думаю, Мефодьевна сейчас сама сожалеет о том, что накричала на врача… Как она там?</p>
<p style="text-align: justify;">Грачиков теперь хожу кормить я одна. Проталина уже разрослась до размеров большого оазиса в снежной пустыне. Галки таскают в клювах палочки, веточки, верно, начинают строить гнёзда. Снежного песка становится всё меньше. Солнышко пригревает. Вот закурлыкали в небе журавли. Пришла весна, прибыла, наконец. И скоро мы все поправимся и поживём ещё по эту сторону незримой грани между жизнью и смертью, пойдём по белой полосе вдоль дороги. А как иначе, ведь есть у нас спасители, волшебники и волшебницы: Денис Валентинович, Вячеслав Леонидович, Татьяна Арсентьевна, Леночка, Ларисочка, Юлечка, Резида и… все, и все.</p>
<p style="text-align: right;"><strong>Настя БЕРГ,</strong></p>
<p style="text-align: right;"><strong>Фото автора.</strong></p>