У памяти есть особое свойство. Люди стараются забыть плохое, и оно как бы перестаёт существовать. В этом, наверное, и есть секрет ностальгии по СССР у многих из тех, кто успел родиться и вырасти в той стране. Достоверно известно, что треть жизни человек проводит во сне. Пробовал ли кто-нибудь подсчитать, сколько времени и с каким результатом простые (без должностей и блата) советские люди проводили в очередях? Таких вот, как в наш железнодорожный продовольственный магазин на улице Карла Маркса. Конец унизительным ежедневным очередям подошёл в 1992-м году.
Ровно четверть века минула с тех пор, как 2 января 1992 года были отпущены на волю цены, которые прежде устанавливались государством. Это сейчас молодое поколение не помнит (если ему только не рассказали старшие), до чего страна дошла к концу 80-х годов прошлого века. Даже в Москве, которая всегда была в привилегированном положении с точки зрения обеспечения товарами, в магазинах было шаром покати. Ещё беднее в нашем кормильце – Питере, куда ходило восемь пар электричек. И совсем швах в остальных городах и городках вроде Вишеры, где далеко не у всех имелась возможность посадить 16 соток картошки и поставить сарайчик для порося.
Газета наша тогда часто публиковала частушки на злобу дня:
«С прошлой памятной недели
Отошла чуть-чуть рука.
Так крутили, так вертели,
Но живёхонька пока».
Опять-таки для молодых: толпа на фотографии ломится вовсе не в магазин «Fix price» на улице Карла Маркса. Не, неправильно! Фикс прайс, то бишь фиксированные цены, в тогдашнем продмаге железнодорожного ОРСа (Отдел Рабочего Снабжения), конечно, были. Но главный вопрос, который крутился у каждого из тех, кто занимал в него очередь на улице задолго(!) до обеда: «Чего сегодня привезут? Вроде после трёх обещали сливочное масло – по 2 пачки в руки». Это был самый богатый на еду магазин города.
Женщины редакции (она тогда располагалась в жилом доме на улице Лермонтова) тоже должны были как-то кормить своих домочадцев. И у нас выработался определённый порядок действий – точно такой же, как в любой организации или на предприятии. Кто-нибудь несколько раз в день навещал ближайший к месту нашей дислокации «дежурный» – продовольственный магазин на месте нынешнего «Полевого». «Дежурный» (отсюда общеизвестное тогда название), конечно, работал долго, но купить что-то съедобное в полутёмном низком помещении – это надо было очень постараться! Если же случалось чудо, например привозили подсолнечное масло, или, что уж совсем хорошо – цыплят, начинала работать наша схема. Девушка, посланная на разведку, занимала очередь, предупреждала, что сейчас подойдут ещё два человека, и опрометью неслась в контору за имевшимся на месте в данный момент коллегой.
Иногда это срабатывало, и две-три счастливицы после работы несли домой цыплят с лапами, головами, потрохами, плохо ощипанными перьями и до того синеньких, что в журналистских циничных мозгах крылось подозрение, что эти представители семейства фазановых от своей колыбели в Валдае до Вишеры добирались пешим ходом. Иногда не срабатывало: такие же измученные поиском провианта тётки, стоявшие сзади, резко противились, грудью закрывая вожделенный прилавок. Звучала сакраментальная фраза «Вас здесь не стояло», и тогда на диетический супчик рассчитывать уже не стоило. И не стоило надеяться на банку молока для двоих малышей, оставленных дома без присмотра на время похода в молочный подвальчик на Революции, или на решётку яиц, завезённых в магазин рядом с электромеханическим заводом. И так по всему ряду продуктов, и не только их. Однажды в железнодорожном промтоварном (напротив продовольственного) «выбросили» зимние сапоги из чёрной замши на белой «манке»: вся женская половина нашей конторы лет пять щеголяла в одинаковой обувке.
Сегодня всё это вспоминается почти что с юмором. Ну, не досталось чего-то нужного... Ладно, съезжу в Ленинград. Но потом он тоже начал оскудевать и резко не любить «понаехавших», несмотря на то, что половина «коренных» корнями происходит из тех же новгородских и псковских, да и коров с поросятами на Лиговке или Литейном сроду никто не видал. Надо отдать должное Леониду Васильевичу Дьяконову, который рулил тогда районом и через каких-то своих знакомых и их связи сумел добиться, чтобы маловишерскому люду дали питерские «карточки покупателя». Правда, не того цвета, что ленинградцам с пропиской, и «временные». Но, отстояв две-три очереди (всё нормировано), можно было вернуться домой с килограммом – полутора колбаски (сортом никто, естественно, не заморачивался), таким же уловом мясца и маслица. Через пару недель вояж с котомками повторялся – так и жили. Какое-то время.
Но перспектива голода становилась всё более реальной. Карточки на продукты и товары вводились уже по всей стране. И опять – с высоты времени – смешно и грустно вспоминать. В 2000 году я нашла в домашних закромах матери не только водку двенадцатилетней «выдержки» с давно выцветшими наклейками, но и весомый запас хозяйственного мыла, растрескавшегося и побелевшего от времени. В людях, переживших войну, карточки разбудили рефлекс: бери, что дают, авось пригодится.
Хлеб – статья особая:
«Ой, подруга дорогая,
Что хочу тебе сказать:
Приходи на поле брани
Хлеб насущный добывать».
Очередь (по талонам!) в ларёк возле хлебокомбината заканчивалась на Красноармейской или рядом с входом на фабрику-кухню (сегодня превратившуюся в избушку на курьих ножках неизвестного обывателю назначения). Пока ждёшь вагонетку с горячими буханками из цеха и глотаешь слюнки от их запаха, можно было встретить полгорода знакомых и обсудить все производственные вопросы. А потом на ходу отломить корочки или мякиша... Бедный желудок!
Январский 1992 года отпуск цен по времени совпал с распадом Советского Союза. Вдаваться в дискуссию по этому поводу нет ни малейшего желания, но рано или поздно эта тема всё равно возникнет: осенью России предстоит пережить 100-летие (скажем по-старому) Великой Октябрьской революции или (по-новому) Октябрьского переворота. А частушка в нашей газете была:
«Был Союз, и нет Союза –
Знает каждый карапуз.
Видно жили мы от пуза
И проели весь Союз».
Иногда мудрецы из народа легко дают фору академикам и уж тем более – чиновникам аж с самого верха. Действительно ведь – проели. 70 с лишним лет в СССР существовала система централизованного планирования всего и вся. Я и мои одноклассники, я и мои однокурсники, я и мои коллеги, я и мои домашние понятия не имели, когда износятся наши ботинки, проржавеют кастрюльки из-под борща, порвётся от стирки постельное бельё, испортятся зубы от кариеса и т.д. и т.п., а Госплан уже рассчитал, сколько пар обуви, сковородок, карамелек и по какой цене нужно будет выпустить в третьем квартале четвёртого года пятой пятилетки в городе N-ске на таком-то производстве. Если сохранилась какая-нибудь вещица того времени, повертите её в руках. Где-нибудь наверняка затаилось клеймо с указанием цены, выбитое на фабрике один раз и на века.
Сегодня никто уже и не помнит знаменитую программу Григория Явлинского «500 дней», за которые, по мнению этого экономиста (и вечного неудачника президентской гонки) наше государство могло более-менее благополучно встроиться в рыночную систему, в которой жил и живёт весь мир. Теперь это дело уже прошлое, но к программе было совершенно замечательное приложение. Особенно для тех, кто мечтает создать новый Советский Союз.
Вот как выглядели самые прогрессивные на то время нормы потребления, рассчитанные передовой советской наукой. Конкретно это – потребительский бюджет мужчины в трудоспособном возрасте по состоянию на 1988-й год. Куры – 1,1 кг в год, гуси – 1,1 кг в год, утки – 1 кг, колбаса чайная – 1,1 кг, колбаса украинская – 1,1 кг, сосиски – 1,1 кг, сало – 3 кг, жир топлёный – 2,5, сельдь тихоокеанская – 3,5 кг, камбала в томате – 0,7 кг, сметана – 4,2 кг, яйца – 183 штуки, лимоны – 0,5 кг, апельсины – 1 кг, яблоки – 11 кг, груши – 2 кг, виноград – 1 килограмм.
Банное мыло – 50 г в неделю, туалетное мыло – 25 г в неделю. Туалетная бумага – 5 рулонов в год. Крем для обуви – 6 тюбиков, крем питательный для бритья – 3 тюбика, одеколон – 2 флакона, зубная паста – 12, зубная щётка – одна на год. Пальто зимнее – одно на 7 лет, пальто демисезонное – одно на 7 лет. Сорочки – четыре на 2 года, пижама – одна на 2 года, майки и трусы – по четыре на 2 года. Плавки – одни на 2 года. Шарф шерстяной – один на 3 года. Одеяло ватное – одно на 9 лет. Кеды – одни на 3 года. Холодильник – один на 15 лет.
Прошу прощения за длинную цитату. Зато понятно, чем был обусловлен дефицит и почему апельсины до Вишеры, Бурги и иже с ними никогда не доходили. А если доходили, то (ещё одна частушка из нашей газеты):
«Мы своё проводим время
В толкотне да в суете.
Магазины (наше бремя)
Видим щедрыми во сне».
1992 год народ ждал с надеждой и страхом. Страха и сомнений было, пожалуй, больше. И мы тоже немножко поёрничали в «полезных» советах: «Хотите, чтобы ваша мечта, задуманная в новогоднюю ночь, исполнилась? Тогда мечтайте о повышении цен!». Под звон курантов (и что это мне напоминает?!) президент Борис Ельцин говорил, что будет трудно, но этот период не будет длительным, и в это время нужна выдержка, а нелёгкая работа нам, россиянам, под силу.
По прошествии 25 лет, конечно, самой невозможно точно вспомнить, когда и как стали наполняться магазины, а вместе с этим – меняться атмосфера в обществе. Помогла родная газета – настоящая хранительница истории пусть даже нашего отдельно взятого города и района. Январские – апрельские номера 1992 года от декабрьских 1991-го и более ранних отличаются мало. Крик души бабушек, переживших войну, от обиды на дедушек, воевавших на той войне, и потому имеющих право на пайки и «свой магазин». Жалобы на квартальные талоны, которые как были, так и остаются, но уже без всяких гарантий, что товар по ним достанется; на ассортимент сельских магазинов: «Осталось немного табака за 50 рублей и фиточай. Из одежды – трикотажная молодёжная кофточка да шарф по кооперативным ценам».
«Кооперативные» цены довольно скоро растворились в обычных. Народ опять ответил частушкой на страницах «МВ»:
«Хоть товаров прибавляется,
Покупатель разбегается.
Ёлки-палки, палки-ёлочки...
Тыщи три костюм с иголочки».
Да бог с ним, с костюмом, не до него было той зимой. Однажды в редакцию заскочил один наш верный и преданный читатель. Озлоблен был неимоверно: «В «Юбилейном» (для тех, кто забыл, – большой магазин в доме 34 на Лесной) сливочное масло продают по 30 рублей за килограмм. Расстрелять бы, мать их...». Действительно, 30 рублей – ужас после 3 рублей 60 копеек. Но оно БЫЛО и БЕЗ ОЧЕРЕДИ, и БЕЗ ТАЛОНОВ. А к лету 1992 года со страниц газеты талоны и пустые прилавки практически исчезли. Да, прибавились новые проблемы: простои предприятий, задержанные зарплаты и много всего прочего, но угроза голода всё же отошла в прошлое. Частушек про еду и то, как её добывают, нам больше не присылали.
Ну а теперь совсем серьёзно. Потребительские цены за1992 год выросли в 26(!) раз – шок, обнищание населения. И только спустя четверть века мы дожили (если верить Росстату) до инфляции менее 6 процентов. Тяжело России дался этот отпуск цен. Можно ли было тогда всё сделать лучше? Наверное, можно. Можно ли было вообще этого не делать? Наверное, нельзя.
Со смехом и слезами события четвертьвековой давности вспоминала
Валентина БАЗАНОВА
Фото (и сам «исторический документ») автора
