Я порою себя ощущаю связной между теми, кто жив и кто отнят войной…

Незадолго перед началом войны ее семья переехала в возведенный своими руками дом в центре Любытина. Воспоминания Анны Васильевны детальны и рельефны. Но самое важное — они истинны. Именно такие события происходили в нашем поселке 70 лет назад.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>По морозу босиком</strong><br />— Никогда никому не говорите, что хотите есть! — говорил своим троим детям отец Анны, Василий Николаевич. Они оба — и отец, и мать — возглавляли небольшие производства, работали для фронта «на износ» и считали неприличным помнить о своих собственных нуждах.</p> <p style="text-align: justify;">Отец Анны Васильевны работал инспектором госдоходов в Райпо, затем в истребительном батальоне, вплоть до 1944 года, когда заболел воспалением легких и спустя несколько лет умер. Дома он практически не бывал, все время отнимала работа. Мама девушки возглавляла артель «Красная звезда», работники которой шили сапоги и валяли валенки для фронта. Работали по преимуществу на дому, лучший валяльщик жил в деревне Заборовье. Руководитель артели ходила туда пешком: утром выходила из дома, к вечеру — уже на месте. Анна Васильевна вспоминает, как однажды, когда мастер задерживал сдачу заказа, она пошла в Заборовье вместе с матерью.</p> <p style="text-align: justify;">— У нас кусочка хлеба нет, а он вторую неделю пьет! — такими словами встретила их жена валяльщика. Руководитель артели вошла в дом, присела на скамью рядом с пьяным небритым мастером, ласково погладила его по голове, посмотрела в глаза.</p> <p style="text-align: justify;">— Слушай, приятко, ведь меня посадят. У нас нет валенок, чтобы сдать армии, — не попросила, не пожаловалась, просто и ласково сказала она. Не стала кричать, грозить расстрелом и трибуналом, чем и добилась результата — валяльщик взял себя в руки и уже через пару дней сам принес в артель долгожданные валенки. К слову, в семье Александровых этой теплой обуви не было вовсе, и все четыре военных года начальник артели, ее взрослая дочь по зиме бегали на работу в туфельках. Двое младших ребят сидели дома и о валенках даже не мечтали. На несоответствие обратил внимание командир истребительного батальона, в котором работал отец Анны Васильевны, неоднократно бывавший у них дома. Именно он и принес в семью первые валенки — солдатские, штопанные-перештопанные, с заплатками на сгибах. Уже после войны они долго хранились в семье, передаваясь от поколения к поколению как таинственный древний оберег: заношенные латаные валенки, спасшие жизнь и здоровье целой семье.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>На лесоповал <br />и на танцы</strong><br />Сама Анна — 16‑летний подросток — копала противотанковые рвы под Боровичами, ходила на лесозаготовки. Вспоминает, что очень хотелось на фронт или хотя бы в партизанский отряд. Но не брали, по малолетству. Особенно тяжело давались лесозаготовки в Щегрино. На работу ходили пешком с подругой Машей. Чтобы успеть вовремя, приходилось вставать в 4 часа утра. Пилили, стоя по пояс в снегу, предварительно, согласно предписаниям, откопав дерево по самый корень. Ни у одной из подруг не было ни теплой обуви, ни рукавичек — так, обмотки, намокавшие от снега и смерзающие в колтуны. Замерзшие на морозе юбки стучали по худым ногам, как колокол. Норма лесозаготовок составляла 6 кубометров на двоих, что для этих заморышей было цифрой непосильной. Анина напарница Маша несколько месяцев назад была вывезена из блокадного Ленинграда, тогда ее, худенькую, едва различимую под пуховым платком, под руки выводили из машины. Понимая ситуацию, бригадир на лесозаготовках, принимая норму выработки от девчонок, сочувственно накидывал «кубики».</p> <p style="text-align: justify;">Вечером, мокрые от пота и снега, на заплетающихся ногах, девчата возвращались домой. Маша внезапно вспоминала:</p> <p style="text-align: justify;">— Анют, ведь сегодня танцы. Давай на печке погреемся, а потом пойдем в клуб.</p> <p style="text-align: justify;">На том и расставались. На теплой печке Аня засыпала, едва коснувшись матраса. В новом доме еще не были вставлены вторые рамы, с тем и зимовали. Дров в округе тоже не было, даже густые кусты по склонам реки Забитницы вырублены на хворост. Поэтому полати русской печки были единственным местом, где прогревались продрогшие за день косточки молодого лесоруба.</p> <p style="text-align: justify;">Поскольку единственный будильник давно был обменян на продукты, разбудить дочь на танцы доверялось маме. А та, жалеючи, поднимала ее только тогда, когда редеющая темень за окном подсказывала — 4 утра, пора идти на заготовку леса.</p> <p style="text-align: justify;">По повестке от военкомата девушку каждый месяц вызывали на оборонные работы. Урок о том, что задание Родины — это святое, Анна усвоила с того самого раза, когда неподалеку от Малой Вишеры их отряд попал под бомбежку. Гонимые не просто страхом — ужасом — девчата и молодые женщины бежали домой по чутью, словно гончие, 60 км. Ноги опухли и были разорваны в кровь, когда Анна наконец подошла к своему дому. Мать встретила ее на пороге, но в дом не пустила:</p> <p style="text-align: justify;">— Идет война, а ты с нее дезертировала. Я не хочу, чтобы такое говорили о моей дочери. В дом я тебя не пущу и завтра же возвращайся назад.</p> <p style="text-align: justify;">Утром она вручила спящей на чердаке дочери новую повестку и отправила пешком те же 60 км, с другой партией работников.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>Долговязый <br />ангел-хранитель</strong><br />И тут пронесся слух, что в Любытине, в старом исполкоме (нынешнее здание МЦ «Импульс») будет оборудован госпиталь. Кровати, скамейки, табуретки собирали по всему поселку и деревням и свозили в будущий госпиталь на подводе. Часть мебели мастерили на месте, и на полу еще желтели хрустящие стружки, когда стали завозить первых раненых. А было это так: молодежный персонал будущего госпиталя решил дать концерт в большом актовом зале здания. Ведь вся молодежь была — плясуны и весельчаки, играли на гармошках и балалайках. Имелся свой худрук и массовик затейник. Но когда зрительный зал был заполнен, а артисты приготовились к выходу на сцену — к зданию подошли первые машины с ранеными. Это были солдаты, получившие ранения в боях под Малой Вишерой. Их размещали в бывших школьных классах, расположенных на втором этаже исполкома.</p> <p style="text-align: justify;">Анну приняли на работу в госпиталь безоговорочно: в отличие от других претенденток у нее в резерве были курсы сандружинниц. В госпитале работать было престижно, медперсонал кормили, хотя «на вынос» еды не давали. Девчушки старались сберечь свою порцию хлеба и отнести домой, матери, братишкам. В тот год с продуктами было особенно тяжело, хлеба не выдавали даже по карточкам. Муку было просто негде смолоть — в ожидании оккупации свои же разобрали и уничтожили важнейшие детали единственной мельницы, находившейся в Кремнице. Поэтому сушили лебеду и толкли ее в порошок. Лепешки из лебеды, пока теплые, по военным понятиям были на вкус очень даже ничего. Но остывая, рассыпались в муку, как и до их приготовления, и остановить процесс можно было, только добавив муки или немного картошки. Что позволить себе могла далеко не каждая семья.</p> <p style="text-align: justify;">В госпитале работали по 2 смены, особенно тяжело было в перевязочной, где кровь, раны, боль становились на конвейер. Однако, война не смогла отменить, обесценить человеческие чувства. Анна обратила внимание на молодого офицера. После тяжелого ранения и операции на желудке он медленно умирал. Грубая военная пища просто не могла усвоиться, и раненый страдал от мучительных болей и слабости. Аня с трудом договорилась с хозяйкой единственной в округе коровы, выменяв десяток продуктовых талонов и пайки хлеба на ежедневный стаканчик молока.</p> <p style="text-align: justify;">Каждое утро, аккуратно пряча в материнской рукавичке стакан парного целебного лекарства, девушка навещала раненого. Он трепетно, по глоточку выпивал драгоценное молоко. В пропитанной страданьями палате это трогательное, довоенное, такое детское молоко было не просто обычным, содержащим полезные вещества, продуктом. Оно стало волшебной лестницей из надежды, бешеного желания выжить, заботы и любви, по которой раненый солдат карабкался наверх, назад, к жизни. Каждый день, словно в очарованной сказке, он с нетерпением ждал прихода своего худенького голенастого ангела-хранителя со спрятанной в потертой рукавичке кружкой парного молока.</p> <p style="text-align: justify;">Прошло время, в 1944 году госпиталь решили перевести ближе к Новгороду. К тому времени Анечка уже не работала, собираясь в ближайшие дни ехать на работу по комсомольской линии в Ленинград. В последний день перед отъездом она зашла попрощаться с работниками госпиталя и главврач, улыбаясь сообщил:</p> <p style="text-align: justify;">— Поднимись на второй этаж. Твой раненый уже стал ходить.</p> <p style="text-align: justify;">Рассказывая об этой последней встрече, Анна Васильевна мягко улыбается. Больше они не встречались, но годы ее долгой и насыщенной жизни были благословлены этой удивительной жертвой, спасенной жизнью, теплой улыбкой благодарного ей человека.</p> <p style="text-align: justify;">В Ленинграде Анна Васильевна училась и работала. Как представитель облоно выезжала в послевоенные деревни, участвовала в засадах на власовцев, являлась активным пропагандистом и агитатором. Встретила любимого человека, много лет прожила в счастливом браке, воспитала замечательную дочь и внука. И по сей день каждое лето приезжает на Комсомольскую улицу поселка Любытино, в родительский дом, давшей старт ее интересной и насыщенной жизни.</p> <p style="text-align: right;"><br /><strong>Фото из архива семьи Александровых</strong></p>