Валентинин век

Сломи во благо. Ее действительно столько раз ломали и сращивали, что такая модифицированная молитва в ее устах звучала очень даже правильно.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>За знакомство</strong><br />Накрывая на стол в паломницкой, Валентина исподволь разглядывала меня веселыми проницательными глазами. Оценивала на степень принадлежности к категории «чайников» –неуверенных в каждом своем шаге начинающих паломников, которых она любила опекать и командовать им — в какой храм сходить и в какое время, к какой иконе и как приложиться, где подстеречь для благословения батюшку… И еще миллион околоправославных обычаев, изобретенных тут же, на месте. Потом во взгляде проступила лукавинка — обычно грамотные, неплохо одетые, но занятые дамочки охотно оставляют деньги таким как она церковным бабушкам — поставить свечку, помолиться за такого-то… такого-то. По глазам видно — и этот вариант отвергла, быстро определила меня куда-то в свой табель о рангах, широко и доброжелательно улыбнулась беззубым ртом:</p> <p style="text-align: justify;">— Ну что, сестра, бери тряпку, пошли на кухню. Поможешь принести кастрюлю с кашей!</p> <p style="text-align: justify;">В церкви Валентина стояла прямо, как свечка, время от времени подпихивая острым локтем свою грузную подругу, в голос охающую и косящуюся на скамейку. Могла и созорничать, шепотом распорядившись кому-нибудь перейти за другую колонну — дескать там благодати больше, а потом тихо похохатывать, переглядываясь с подругой. Собираясь к исповеди, затихала, уходила в себя, словно загораясь изнутри тихим теплым светом. Именно с ней батюшка говорил долго и ласково, гладя по склоненной голове, повязанной яркой шелковой косынкой (подарок какой-нибудь украинской паломницы), то и дело сползающей с иссиня белых, спутанных волос. Со службы Валентина возвращалась позже всех, спокойной и сосредоточенной и некоторое время сидела на кровати молча, словно любуясь чем-то прекрасным, исчезающем в светлом облачке ее души.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>От Валаама до Кавказа</strong></p> <p style="text-align: justify;">У паломников времени на разговоры много. Конечно, если рядом с тобой работают монахини — не поболтаешь. Но вот если паломники оставлены одни…</p> <p style="text-align: justify;">Так разговорилась и Валентина. Точнее, ее «раскрутила» молоденькая послушница, заглянувшая к нам на минутку, распорядиться насчет того, сколько крупы перебирать:</p> <p style="text-align: justify;"><strong>— Сестра Валентина, а правда, что тебе старец предсказал, что ты 22 монастыря обойдешь, а в 23 останешься?</strong></p> <p style="text-align: justify;">Валентина согласно кивнула головой. Родом она из военной деревни. Голодала, холодала, пахала землю на быках, от немца пряталась в подвале сгоревшего дома. Подросла, уехала на комсомольскую стройку, где и обрела свою мирную строительную профессию. Росточком 1 м 40 см и весом 45 кг, таскала на себе мешки, и ведра с песком и цементом, ломала ноги, падая с лесов. Зато заработала однокомнатную квартиру на окраине Новгорода, куда и привела своего позднего мужа. В выходные головы не поднять было, лишь бы забыть изматывающую усталость. Родились дочка и сын — последыш, поздний ребенок, любимчик. К тому времени муж уже пил крепко, гонял Валентину с детьми из дома, приводил к себе непотребных подруг. Супруга не раз бывала бита смертным боем, между жизнью и смертью лежала в больнице с проломленной головой. Говорит, что за всю жизнь не видела ничего — работа, побои, нищета. Даже первый телевизор купили, когда у всех соседей уже цветные экраны светились. Потом муж умер, но неудачно вышла замуж дочь и уехала в Валдай.</p> <p style="text-align: justify;">Приезжая к своей кровиночке, Валентина очень хотела вымолить ей хорошую жизнь, не похожую на ее собственную. Стала ходить в Валдайский монастырь, благодаря общительности очень быстро стала своей, выучила молитвы и основные правила церковной жизни. А после того, как дочкина судьба наладилась — с благодарностью уверовала в Бога.</p> <p style="text-align: justify;">Однако, подросший сынуля, делящий с Валентиной единственную комнату ее квартиры, вышел из-под контроля. Работать не хотел, жил и дарил подарки своим подругам на материнскую пенсию. На ночь приводил возлюбленных, не стеснявшихся присутствием в той же комнате пожилой женщины. На возражения Валентины сын напутствовал:</p> <p style="text-align: justify;">— Да поезжай ты уже в какой-нибудь монастырь!</p> <p style="text-align: justify;">И Валентина уезжала. Пожилых и не слишком пригодных для крепкой физической работы паломников, обычно неохотно берут на проживание: где на неделю, где на месяц. И хотя улыбчивую и усердную Валентину в монастырях любили, она старалась этим расположением не злоупотреблять. Едва приехав, в разговорах узнавала у других паломников — где еще есть монастыри, как до них добраться, ласковый или нет там настоятель и спустя назначенный срок, осенив себя крестом, бесстрашно, словно разведчик, отправлялась в ведомом ей направлении.</p> <p style="text-align: justify;">Но ее скудных средств ни за что бы не хватило, чтобы объехать великолепные маршруты, о которых мечтает каждый православный. А она пол-года жила на Валааме, водила экскурсии на Соловках, работала на кухне в Киево‑Печерской Лавре, носила песочек паломникам в монастыре Александро-Свирского, ходила по канавке в Дивеево, убиралась в паломницкой в Оптиной Пустыне и, как в раю, пребывала в каком-то женском монастыре на Кавказе, где монахини выращивают не фрукты-овощи, а розы. В доказательство по первому требованию Валентина предъявляла фотоальбом, где запечатлено все — от ультрамариновой воды Валаама, до трепетных, нежных монашеских роз на фоне нездешней красоты ступенчатого кавказкого храма. Разумеется, никакого фотоаппарата у Валентины не было и в помине: все фотографии дарили ей паломники, к компании которых она намертво примыкала или на пути в тот или иной монастырь, или позднее, выступая в качестве гида. Неведомыми путями фотографии передавали ей через знакомых, попутчиков, или просто случайно и занимали почетное место в ее альбоме.</p> <p style="text-align: justify;">Пенсию свою Валентина переводила на пластиковую карточку, которую возила с собой. Но никаких накоплений на ней не было, так НЗ на экстренный случай. Потому как беспутный сын за свет и коммунальные платежи и за квартиру не платил принципиально, вследствие чего единственную недвижимость Валентины чуть не отняли и не пустили с молотка. С той поры она сама усердно проплачивала задолженность.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>Странница</strong></p> <p style="text-align: justify;"><strong>— Валентина, расскажи, как до Валаама добиралась?</strong></p> <p style="text-align: justify;">— На электричках. Когда идут контролеры — притворюсь, что сплю, или под лавку залезу. Да, высаживали, как безбилетную. Однажды всю ночь на полустанке промерзла, электричка оказалась последней, пока там утренняя пришла. Но чаще всего жалели, не высаживали. На вокзале, пока сижу, заговорю с кем-нибудь, альбом свой покажу — добрые люди пирожок купят или в буфете покормят. Доехала до того места, где нужно на паром садиться, а денег на карточке нет. Задержались почему-то. Подхожу к паромщику, говорю — нет у меня денег. Если что, я тут на пристани сидеть буду, надумаешь — позови. Через два дня он ко мне подошел, отвел на паром, покормил и перевез на остров.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>— А в Дивеево как попала?</strong></p> <p style="text-align: justify;">— До Москвы попутчики довезли, с кем раньше в монастыре вместе жили. Впервые столицу увидала, они меня на Красную площадь свезли. Потом электричками, потом на вокзале священник подобрал, с батюшкой до самого монастыря ехала на машине, вот благодать-то!</p> <p style="text-align: justify;"><strong>— Валентина, говорят, ты и до Черного моря автостопом дошла?</strong></p> <p style="text-align: justify;">— Да вот, просто море посмотреть захотелось. Все видела, а море нет. До Тамбова попутчики довезли, а там на дороге голосовала. Подбирали. Вот так же, как ты, посмеются, но отвезут до нужного поворота, а там опять голосую. А море увидела — красота. Выбрала на самом берегу елочку (или как ее там можжевельник? кипарис?) и стала там жить. В море купалась, а под елочкой спала. Нет, никто не обижал. Наоборот, приходили под мою елочку посидеть, поговорить — вот сколько мне телефонов и адресов надавали. Дарили одежду, коврики и даже игрушки. Так я, когда уезжала, все раздала.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>— А что там про 22 монастыря?</strong></p> <p style="text-align: justify;">— Да это батюшка в Оптиной пустыни сказал. Он меня любил, говорил со мной много, просил помолиться за того или другого. Так он сказал — как обойдешь, Валентина, 22 монастыря, то в 23 останешься навсегда. Только я не поняла: жить там останусь, или похоронят там… Но и то, и другое хорошо.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>— А сколько уже прошла?</strong></p> <p style="text-align: justify;">— 19. Совсем немного осталось. Месяц доживу в Хутыни и пойду в Никольский монастырь, в Сибирь. Он под землей расположен, говорят, там сейчас катакомбы разбирают, где в революцию мучеников за веру казнили. Да у меня теперь мобильный телефон есть, вчера паломник подарил. Вот тебе номер. Ты завтра уже уезжаешь? А денег мне на него положишь? Сколько можешь, а?</p> <p style="text-align: justify;">Конечно положу, милая бабушка Валя. Много наша земля знала странниц и юродивых. Вот Ксения Петербужская, вот Матрона Московская — а ты, когда придет время, какой будешь, местночтимая Валентина, какой из 23 монастырей приютит тебя?</p>