Уходят из жизни люди старшего поколения, вместе с ними — и информация о временах, в которых жили. Небольшая её часть, переданная по наследству, не даёт полного представления об образе жизни «прашуров». Слишком мало знают молодые о том, как жили земляки даже во времена не столь отдалённые — лет 70–80 назад. А знать — надо бы, чтобы не прерывалась связь поколений. Не должно быть беспамятства в отношении истории родного края.
Что нам известно, например, об образе жизни довоенной и послевоенной деревни?
Самые полезные, достоверные сведения могут дать очевидцы далёких уже событий. Такие, как наш известный земляк Николай Васильевич ЕВЛАМПИЕВ, уроженец деревеньки Озеречня, в 1967–1971 гг. — редактор районной газеты «Сельская новь», Заслуженный работник культуры РФ. Предлагаем читателям небольшой фрагмент его воспоминаний.
— Все жили днём сегодняшним, а повседневный крестьянский труд на колхозном поле и собственном огороде отнимал все силы и мысли. В колхозе работали за трудодни или, как называли сами озереченцы, за палочки. До пятисот трудодней вырабатывали, а получали почти ничего. По несколько сот граммов зерновых на трудодень по итогам года. Чаще всего — зёрна самого низшего сорта. Лучший хлеб весь свозили в государственные закрома. И в старости — никакой пенсии.
Главным кормильцем оставалось своё подсобное хозяйство, хотя оно и облагалось натуральным тяжёлым налогом. Каждый домохозяин обязан был бесплатно сдать по четыреста восемьдесят литров молока базисной жирностью три с половиной процента. Если имел кур — относил несколько сотен яиц. Держишь овец — с каждой овцематки положен шерстяной оброк, с пчелосемьи — медовый. Облагались налогом даже яблони. Не случайно их выкорчёвывали. Сады были редкостью. Денег у крестьянина не водилось. Родители, когда было возможно, держали свиноматку, продавали поросят и кое-какие деньги выручали. Они шли на самые неотложные бытовые нужды.
Деревенька наша была совсем небольшой — одиннадцать домов. Жильё всё ладное, в основном пятистенки, а то и состоящие из двух половин, как у нас: два брата жили под одной крышей, но каждый в своём доме. Одно крыльцо, одни сени, но к пятистенке ещё и придел срублен шесть на шесть метров. Дома перевезли с хуторов. В послевоенные годы эти хутора ещё были у деревенских на слуху: Глазьев, Корчагин, Нилов... Они служили как координаты, когда нужно было узнать место сельхозработ. И все знали, где сегодня пашут или сеют, где косят, убирают урожай. Везде оставались фундаменты прежних строений, а кое-где высились и хозяйственные здания.
Большой сарай под сено сохранился и на нашем, как его называли деревенские, Васином хуторе. Он стоял у низины, непригодной для пашни и сенокоса. Такие участки называли неудобью, они встречались почти на всех хуторах — ведь не черноземная полоса. Зато бросалась в глаза ухоженность полей. Всё пронизывалось канавами, выкопанными вручную, на межах высились каменные суборы. Камни регулярно свозились с пахотных и, по возможности, сенокосных участков на специальных дощатых щитах с деревянными полозьями. Труд был повседневный на пределе возможного.
С приходом тракторов многие канавы сравняли. Сток воды перекрылся, и пашня стала заболачиваться. Глубокой вспашкой вывернули наверх неплодородный слой. Когда-то ровные полосы поднялись в середине и осели по краям. Потому что пахали всё время одинаково — в свал. Так удобнее работать трактористу: скруглил с двух сторон, а что вырастет — не заботило. Заработок начислялся от вспаханного гектара. И высокий урожай ушёл с поля...
Анатолий Касаткин
Фото из открытых источников Интернета
.jpg?1750846496)
