Среди военных захоронений, расположенных на территории нашего района, есть и такие, о которых не известно широкому кругу сольчан.
На прошлой неделе глава Выбитского сельского поселения Юрий Игнатьев, хорошо знакомый с военной историей своей малой родины, спросил меня: «А вы знаете, что в деревне Велебицы есть братская могила, в которой захоронены расстрелянные немцами местные жители?». Я признался, что впервые об этом слышу.
Уже на следующий день вместе с ним и специалистом краеведческого музея Валентиной Ласточкиной мы отправились в Скирино, на встречу со старостой деревни Александром Мининым, поскольку он и сообщил о малоизвестном захоронении.
— По нашей деревне недавно проезжала моя давняя знакомая Ирина со своими близкими, — рассказал Александр Васильевич, — я по-дружески спросил её о причине визита. Она пояснила, что едет на могилу своего деда, которого немцы расстреляли в Велебицах во время войны. Я начал расспрашивать односельчан, чтобы подробнее узнать о тех, кто там похоронен. В итоге стало известно, что подруга моей матери, проживающая в Велебицах, в 1942 году своими глазами видела, как оккупанты расстреляли двух местных жителей — братьев Фроловых.
После этого Александр Васильевич сопроводил нас к месту захоронения. Находится оно за жилыми домами на живописном берегу Шелони, окружено высокими корабельными соснами. В металлической оградке — небольшое надгробие, крест и прикреплённая к нему табличка. Надписи частично стёрлись, прочитать на месте их не удалось, поэтому мы приняли решение взять табличку с собой для изучения. Изготовлена она, по всей видимости, в послевоенные годы из подручного материала — эбонитовой пластины.
Позже при хорошем освещении текст таблички был прочитан: «Здесь похоронены Фролов Ф. М., 1903–1942 г., Фролов Я. М., 1905–1942 г., Мишин М., 1882–1942 г.». Юрий Игнатьев пообещал рассмотреть возможность установки на этом захоронении новой таблички.
Ирина Анатольевна Пьячева, внучка одного из погибших, Якова Михайловича Фролова, проживающая в Великом Новгороде, во время телефонного разговора рассказала мне, что до сих пор неизвестно, почему призванные на фронт братья Фроловы (Фёдор и Яков) и житель Мшаги по фамилии Мишин оказались в 1942 году в Велебицах. Не исключено, что они являлись партизанами. По некоторым данным, устраивали диверсии на железной дороге, а в Велебицы пришли после боя в районе Мшаги. Конюшню подожгли, чтобы лишить немцев тягловой силы. Оккупантам их выдал местный староста.
Некоторое время мы молча стояли у могилы, затем поговорили о зверствах фашистов и во время оккупации района, и перед его освобождением. А после отправились в гости к свидетельнице расстрелов местной жительнице Людмиле Васильевне Устиновой.
Ей в годы войны сполна пришлось испытать все тяготы и лишения — голод, нищету, холод, страх смерти. Мы долго беседовали о периоде оккупации, но в самом начале встречи обсудили обстоятельства гибели братьев Фроловых.
Людмила Васильевна пояснила, что в 1942 году между деревнями Велебицы и Скирино, в прибрежной зоне, у немцев располагалась большая конюшня, они активно использовали лошадей для хозяйственных целей. Однажды осенью конюшня полностью сгорела, погибло много находившихся в ней животных. По подозрению в поджоге немцы арестовали двух местных жителей.
— Недалеко от нас в деревне проживал поляк, он служил у немцев, — пояснила Людмила Васильевна, — хороший был человек, относился к нам по-доброму. Он и сообщил: «Ребятишки, завтра будет расстрел поджигателей», даже указал время и место. Из любопытства мы заранее пришли на берег реки, спрятались невдалеке за деревьями. Немцы привели этих двух мужчин, заставили их копать яму. Когда могила была готова, «поджигателей» накрыли каким-то полотном, мне показалось, что это была палатка, и застрелили. Они так и упали в яму, накрытые брезентом. Яму сразу зарывать не стали. А на следующий день, опять же по сообщению поляка, мы посмотрели в этом месте ещё один расстрел. По слухам, это был пойманный немцами партизан. Его уже не накрывали, расстреляли так, и он упал прямо на брезент. Когда мы с мальчишками спустя несколько дней пришли к месту расстрела, могила была уже засыпана землёй.
А голодающие жители деревни после пожара ходили на пепелище конюшни «рубить» мясо погибших лошадей.
Отца Людмилы Васильевны призвали в армию в июне 1941 года. Мама осталась с тремя детьми на руках. Старшей, Люде, было около восьми лет. Впоследствии семья получила извещение о том, что Василий Фёдорович Маврин пропал без вести. Но его сослуживцы сообщили, что он погиб рядом с посёлком Усть-Ижора Ленинградской области и похоронен у одного из железнодорожных депо. Он занимался доставкой на передовую полевой кухни. В кухню попал снаряд, и солдат умер от полученных ран. Родные ездили в Усть-Ижору, но точного места погребения отца найти не смогли.
Летом 1941 года в районе Велебиц шли ожесточённые бои, и деревня почти вся выгорела. Семья ушла к дедушке с бабушкой в Михалкино, точнее — в лесные землянки, построенные жителями ещё до прихода немцев. Людмила Васильевна вспоминает, что и во время первого прихода немцев, и во время контрудара в районе деревни Михалкино оставалось очень много убитых, как наших, так и немцев.
— Почти за каждым кустом «сидели» мёртвые, — говорит она.
Когда захватчики после контрудара вновь вернулись (в Михалкино вошли со стороны солецкого ж/д вокзала), они гнали длинные колонны наших пленных. Пленные были в изорванной одежде, изголодавшиеся. Жители пытались бросать им что-то из еды, но конвоиры запрещали это делать. Пленных заставили убирать с мест боёв тела погибших, которые вывозились на грузовиках в неизвестном направлении.
Вплоть до февраля 1942 года жители Михалкина находились в лесу, затем немцы заставили их вернуться в свои дома. Людмила Васильевна вспоминает, как страшно было идти в деревню в веренице жителей с поднятыми руками, под дулами автоматов.
В зданиях велебицкого санатория в годы войны располагался немецкий штаб. В помещении школы и в прилегающей к ней закрытой зоне немцы готовили диверсионные группы. Оттуда часто раздавались выстрелы. Были ли это расстрелы или просто учебные стрельбы, точно сказать уже никто не может.
Во время оккупации в церкви Иоанна Богослова проходили службы. Кто был священником, пенсионерка не знает, говорит, что он исчез во время ухода немцев в 1944 году.
Немало и других интересных сведений мы узнали от Людмилы Васильевны. О том, как она с мамой, другими детьми сидела в землянке, греясь у печки-чугунки, слушая вой снарядов, считая: «Перелёт... недолёт». Как с дедушкой посещала места боёв, буквально устланные трупами. Как периодически бомбили расположения немцев советские самолёты.
— Были среди немцев и неплохие люди, — вспоминает она, — один из них говорил, что у него дома остались трое детей. Помог однажды нам посадить картошку под лошадь, увидев наши мучения с лопатами.
В Михалкине немцы находились не постоянно, приезжали время от времени. В феврале 1944 года, перед освобождением, жители деревни по счастливой случайности избежали гибели. Их судьбу решал не истребительный батальон, а штабные работники, приехавшие из Велебиц. Сначала женщин, стариков и детей загнали в два дома, размышляя, что с ними делать. Потом вывели на улицу, построили в шеренгу, объявили: «На сборы вам даётся 15 минут». Жители спешно взяли самые необходимые пожитки, после чего в каждый дом полетела бутылка с зажигательной смесью. Сгорели все деревянные постройки. Людмила Васильевна помнит, что ни у одного жителя при виде горящих домов не было слёз на лице — настолько они привыкли к унижениям и трудностям. На следующее утро всех должны были отправить в Германию с солецкого вокзала, но жители, пользуясь неразберихой, снова ушли в лесные «окопы». После прихода советских солдат погорельцы продолжали жить в землянках, потом дедушка Людмилы приспособил под жильё полуразрушенный амбар в Велебицах.
Прошло более 75 лет после этих страшных событий, но они по-прежнему волнуют сердца людей, живут в нашей памяти. Продолжают удивлять примерами мужества, стойкости.
Сергей ОВЧИННИКОВ
Фото автора
