В областной Книге Памяти жертв политических репрессий есть запись: «Смирнов Тимофей Архипович, 1891 г. р., уроженец д. Койково (?) Заборовского с/с Островского р‑на Лен. обл., русский, проживал в г. Сольцы, священник Ильинского собора в г. Сольцы. Арестован 23 августа 1937 г. Особой тройкой УНКВД ЛО 28 сентября 1937 г. приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян в г. Новгород 9 октября 1937 г.».
Раньше о нём было известно немного. В краеведческом очерке Надежды Александровны Чуркиной об истории Ильинского собора, опубликованной в нашей газете в апреле 1999 года, на основе воспоминаний старожилов сказано следующее: «Отца Тимофея Смирнова в Сольцах хорошо помнят. Это был очень грамотный, интеллигентный человек и внешне приметный — высокий, статный. Он не только прекрасно вёл службу, но очень хорошо разбирался в технике, мог починить любой механизм или машину. К нему частенько обращались за помощью и местные жители, и руководители хозяйств и служб города. Жил он в каменном одноэтажном доме, который и сегодня стоит на Советском проспекте напротив здания комбината бытового обслуживания, по другую сторону дороги. Было у него два сына — Александр и Анатолий — и дочь Мария. Жили скромно и дружно. Но постигла эту семью беда. В 1937 году арестовали отца Тимофея за то, что он отказался сдать в государственную казну церковное имущество. И больше уже никто никогда его не видел. Семья прожила в Сольцах до конца войны, потом все уехали в Ленинград. Старший сын Александр во время оккупации ушёл в партизанский отряд, не затаил обиду за отца, остался верен Родине».
Недавно наш постоянный автор и краевед Виталий Койсин встретил в Петербурге внучку отца Тимофея (по линии его дочери Марии) — Ирину Аркадьевну Паничеву. В её семье бережно хранятся не только воспоминания о дедушке, но и старые семейные фотографии, каким-то чудом уцелевшие в те трудные времена 1930–40‑х.
Оказалось, что детей у отца Тимофея на самом деле было больше. Самые старшие — Евгения, Александр и Виктор — ещё перед войной были уже довольно взрослыми и уехали из города. Видимо, поэтому солецкие старожилы большинство из них не запомнили. Евгения уехала учиться, а Виктор и Александр служили срочную в армии.
Родом отец Тимофей — из Псковской губернии, из небольшого села под Островом. Был образованным человеком, знал 7 языков! Скорее всего, в тех же краях он встретил невесту, Евдокию Павловну. В «Псковских епархиальных ведомостях» за 1917 год есть запись: «23 июля, в воскресенье, Его Преосвященство (митрополит Евсевий)... рукоположил псаломщика погоста Дегжа, Порховского уезда, Тимофея Смирнова в сан священника к единоверческой церкви посада Сольцы, того же уезда».
Ирина Аркадьевна вспоминает рассказы мамы о том, что их семья была гостеприимной, мама часто играла на рояле, что-то вроде домашних концертов. На праздники собирались повеселиться друзья и соседи с детьми, и дети не уходили без подарков!
Смирновы были в хороших отношениях со многими в городе, в том числе с начальником солецкого НКВД. Когда в 1937 году начали арестовывать священнослужителей и уже были арестованы многие из них в Солецком районе, этот начальник принёс две справки — отцу Тимофею и матушке Евдокии. Справки разрешали передвижение на дальние расстояния по стране (внутренних паспортов тогда ещё не было). И предупредил о том, что получил приказ арестовать отца Тимофея в этот же день, до полуночи. А со справками они могли бы успеть уехать вместе с детьми (массового всесоюзного розыска тогда ещё не было, так что таким способом в самом деле можно было спастись от репрессий). Но отец Тимофей отказался бежать из Сольцов, сказав, что если он так сделает, то люди подумают, что он струсил и сам живёт не так, как их учил. Поэтому он остался дома, и ночью его арестовали. Было это 23 августа 1937 г.
Семье сказали, что его увезли в Ленинград. Матушка Евдокия поехала туда через неделю. У её не взяли передачу и не разрешили свидание, сообщив, что её муж осуждён на 10 лет без права переписки. Тогда ещё не знали, что значат эти слова. Получается, что уже тогда в НКВД его считали обреченным на смерть, хотя расстреляли много позже, 9 октября.
Когда в конце 90‑х стали известны подробности репрессий и места массовых казней, то потомки вначале думали, что отец Тимофей похоронен в одной из братских могил на Левашовской пустыни под Ленинградом, и ездили в это скорбное место. За многие десятилетия там вырос лес, и к каждому дереву прикреплены несколько фотографий тех, кто был там убит. А после в справочнике по репрессированным прочитали, что на самом деле их дедушка был расстрелян в Новгороде. То ли его привезли туда из Ленинграда, то ли с самого начала держали в тюрьме в Новгороде.
После ареста отца Тимофея его семья жила очень тяжело. Матушку Евдокию не брали ни на какую работу. Она могла заработать только тем, что ходила по ближайшим деревням и что-то шила для крестьянок (у неё была ручная швейная машинка). В это время им материально много помогала добрая знакомая, Анастасия Тёмкина. Раньше она была няней в семье Смирновых, пока их дети были маленькие, и помогала отцу Тимофею в Ильинском соборе.
Дети репрессированных часто рассказывают, что после ареста отца или матери отношение к ним в школе менялось в худшую сторону. Но в солецкой школе к младшим детям отца Тимофея относились хорошо и после его ареста, старались как-то поддержать.
Неизвестно, были ли тогда какие-то проблемы у старших сыновей — Виктора и Александра, которые вскоре ушли на срочную службу в армию. А вот Евгения после ареста отца ожидала, как дочь «врага народа», исключения из педагогического института в Ленинграде, где училась с 1936 года. Родственники помнят её рассказ о том, как, совсем отчаявшись, она шла по Невскому проспекту и горько плакала. Вдруг подошёл благообразный пожилой мужчина и спросил, чем она так расстроена? Она поведала ему свою историю, и он постарался её успокоить, ободрить и сказал, что её с Божьей помощью непременно ждёт интересная жизнь и хорошая семья. Всё ещё плача, она хотела что-то ответить, но уже не увидела его рядом. Возможно, это был просто добрый прохожий, которого она потеряла из виду на многолюдном проспекте. Но сама она до конца жизни верила, что это был Николай Чудотворец, пришедший к ней на помощь по молитвам отца Тимофея. Когда началась война, то Евгения успела эвакуироваться, попала в Улан-Удэ, и там её взяли на работу учительницей немецкого языка.
Во время летних боёв 1941 года семья Смирновых лишилась почти всего имущества. Причём и тут пострадали от своих: в дом попала советская бомба и многое сгорело, в том числе отцовское старинное Евангелие в красивом переплёте. Их снова спасла няня, приютив в своём домике на Почтовой улице. Спасла не только их, но и незнакомого маленького мальчика, в суматохе боёв и эвакуации потерявшего родных. Считая его сиротой и будучи бездетной, она на несколько лет стала его матерью. Но после войны нашлась настоящая мать этого мальчика! Это было, конечно, и радостью, и горем для бедной Анастасии, уже привыкшей считать его своим сыночком...
Мария Тимофеевна вспоминала, что Сольцы тогда, в июле 1941‑го, переходили из рук в руки 5 раз! В это время они приматывали к телу самые ценные и небольшие вещи и бежали в лес, спасаясь от обстрелов.
Во время оккупации жить было тоже очень тяжело. У матушки Евдокии от болезней и недоедания опухли ноги. И ещё немцы время от времени выгоняли на принудительные работы, на ремонт и уборку дорог.
Один раз матушка так плохо себя чувствовала, что не смогла выйти на работу, и кто-нибудь из семьи должен был пойти вместо неё. К тому же за это давали хоть сколько-то хлеба, а иждивенцы тогда пайка вообще не получали! В тот день немцы взяли Марию. Во время работы немцу-охраннику показалось, что она ленится. И он, видимо, решил слегка толкнуть её прикладом в плечо. А она как раз в этот момент нагнулась, повернула голову, и удар пришёлся по лицу, рассёк бровь. Когда немец увидел окровавленное и испуганное лицо девушки, то расстроился и пожалел её, отвёл в немецкий госпиталь. Там ей зашили рану и, как «компенсацию», дали столько продуктов, сколько они во время войны больше не видели. Тот же немец довёл её до дома, увидел, как трудно они живут, и после ещё несколько раз приносил им продукты.
Младший брат Анатолий в начале войны по возрасту под призыв не попал и остался в Сольцах. Из более поздних документов кажется, что в период оккупации он работал электромонтером в городской бане. Был одним из тех, кто 1 января 1944 года прикрепил красный флаг на крыше дома № 62 на Советском проспекте, а после ушёл из города и присоединился к 5‑й партизанской бригаде. Но семья об этом не знала, и о нём долго ничего не было слышно. Поэтому матушка Евдокия очень переживала, вдруг он убит? И какая же была радость, когда Анатолий вернулся домой в день освобождения города!
(Продолжениение в следующем номере)
Фотографии из домашних архивов потомков отца Тимофея
