Жили – были

<p> </p> <p style="text-align: justify;"><br />Жили в деревне два деда. Тёзки — Павлы. Различали их по отчеству — Егорыч и Акимыч. Два совершенно разных человека — по укладу жизни, интересам, характеру, трудолюбию, коммуникабельности. Несхожестью словно дополнявшие друг друга.</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong>Егорыч</strong></p> <p style="text-align: justify;">Павла Егоровича жизнь тряхнула не как-нибудь, пройдясь по нему тяжёлым катком ещё в молодые годы. В 1939 он был призван на незнаменитую финскую войну. В ближнем бою, в рукопашной, ему прострелили руку. Особисты думали иначе, «назначив» молодому красноармейцу «самострел». И «припаяв» «за измену Родине» 10 лет лагерей. Это десятилетие Егорыч провёл в местах не столь отдалённых, конкретно — на Колыме, в Магаданской области. Сидел в одно время с известным ныне Варламом Шаламовым, автором знаменитых «Колымских рассказов».</p> <p style="text-align: justify;"><br />Егорыч свою книгу не написал. Более того, всю последующую жизнь (а вернулся он из ГУЛАГа в 50‑м) старательно избегал воспоминаний о том приснопамятном десятилетии, никогда не делился впечатлениями с односельчанами. Отмалчивался. Да и время было такое, что у соседей тоже не было охоты вызывать на откровенность односельчанина-сидельца. Что ни говори, а в официальной политической «табели о рангах» числился он, ни больше, ни меньше, «врагом народа». О чём можно говорить с врагом? Робкие попытки незомбированных более молодых односельчан вызвать деда на откровенный разговор всегда натыкались на непробиваемую стену осторожности, перестраховки.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Съездите да посмотрите, сами увидите, — отшучивался Егорыч.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Ни на власть, от которой пострадал невинно, ни на односельчан, избежавших участи врагов народа, Егорыч не затаил злобы. Чувствовалась в нём какая-то неуверенность, неизжитая душевная боль невинно пострадавшего, но он старательно скрывал чувства за личиной благодушия, жизнерадостности — возможно, и показной. Всегда шутил, балагурил, поднимая соседям настроение. Лавочка у его невзрачного домишки, стоявшего в центре деревни, летними вечерами всегда была местом посиделок уставших от тяжёлого труда и желавших расслабиться односельчан. Говорили «про жизнь», про предстоящие колхозные работы, незлобиво «пощипывали» жадных или ленивых соседей, веселились после просмотров в клубе знаменитых фильмов «Свинарка и пастух», «Кубанские казаки», «Свадьба в Малиновке». Тогда в кино ходили всей деревней, в любую погоду, зимой и летом — первые телеящики, сыгравшие роль изоляторов односельчан друг от друга, появились в деревне лет через десять, в конце 60‑х.</p> <p style="text-align: justify;"><br />В колхозе Егорыч не работал. Разве что время от времени — коров пас, осики городил, сено на свою корову заготавливал. Он был охотником. Не любителем побродить с ружьишком, а — профессионалом, ежегодно заключавшим с заготконторой договоры на поставку мяса, пушнины. В сезон охоты пропадал в лесу с утра до ночи. Без добычи не возвращался. В лучший для себя сезон добыл 12 куниц и 300 белок. Это — не считая прочего зверья, в послевоенные годы водившегося в наших местах в изобилии. Добывал охотник лисиц, кабанов, енотов, косуль. А птичей живности, «дичи» в те времена, по рассказам старожилов, было немерено: рябчики посвистывали на ольхе в овраге у деревни, стайки серых куропаток залетали в огороды, а зайцы… про тех и говорить не стоит — плодились, как кролики. Причина изобилия лежала на поверхности: волчьи стаи на время покинули наши места, а поля ещё не травили минеральными удобрениями в тех количествах, как это стали делать позднее, с появлением в Новгороде химкомбината.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Быть охотником-промысловиком было выгодно. Кроме денег, вырученных от продажи пучшины, давали ещё и натуроплату — в виде первосортной пшеничной муки, о существовании которой деревенские жители за лихие годы успели напрочь забыть. Жена Егорыча, бабка Анастасия, пекла пышные ватрушки. Такие, что во рту таяли. Иногда перепадало редкое угощение и нам, вечно голодным мальчишкам. Родившиеся в начале 50‑х о чувстве голода знают не понаслышке. Главная еда была — постные щи, хлеб да каша. И изредка, как писал Есенин, «по праздникам — мясо и квас». Когда же от дома Егорыча разносился по всей деревне ни с чем не сравнимый аромат «парящегося» в чугунке зайца, ноги сами собой несли пацанов к месту пиршества. В дом заходили без стеснения, по-соседски, зная, что уж по косточке с мясом точно достанется. И не ошибались — дед с бабкой не жадничали, делились «экзотическим» для нас угощением.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Егорыч был редким мастером рассказывать байки. Что в них было правдой, что — вымыслом, для мальчишек долго оставалось тайной за семью печатями.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Была у охотника собака Пальма. Замечательная помощница и добытчица, с нею Егорыч горя не знал. И вдруг — пропала. То ли волк-одиночка «придавил», то ли в чужой капкан попала — кто знает. Без собаки — какой охотник? Добывать зверя он стал меньше, но с зайцами справлялся и без верной помощницы: знал, куда выйдет косой, сделав очередной круг.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Нас заинтересовало: почему, несмотря на отсутствие у охотника собаки, количество добытых им зайцев уменьшилось ненамного.</p> <p style="text-align: justify;"> </p> <p style="text-align: justify;">— А зачем мне собака, когда у меня бабка Настя есть? — серьёзно ответствовал Егорыч.</p> <p style="text-align: justify;"><br />—???</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Выпускаю её поутру, ставлю на след, а сам жду. Вот, слышу, почуяла зайца, гонит, где-то у Ларионова хутора. Так и заливается. Я прикидываю, где надо встать наизготовку, раз — и заяц в торбе.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Бабка загадочно усмехалась, ковыряя вязальной спицей в будущей варежке.</p> <p style="text-align: justify;"><br />На чердаке дома, рядом с вениками, зимой у Егорыча всегда висели связанные попарно добытые зайцы. Было их всегда десятка два, не меньше.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Дед, а как они туда попали? — интересовались наивные пацанята.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Хотите, и у вас столько же будет?</p> <p style="text-align: justify;"><br />Ещё бы! Услышав утвердительный ответ, дед обрисовал алгоритм успеха. Всё оказалось гениально просто. Надо поздно вечером, когда в доме все уснут, приоткрыть наружную дверь в сени (коридор). Зайцы заинтересуются лакомством — вениками, залезут на чердак пощипать зелёных листочков, а после этого закрывай дверь и бери их голыми руками!</p> <p style="text-align: justify;"><br />Так и сделали, подумав: вот домашние обрадуются такому изобилию пищи! Засыпали, обнадёженные успехом операции. Утром разбудил шум в доме, крики, изрядно сдобренные «ненормативной лексикой».<br />— Какая же скотина забыла на ночь дверь закрыть? — возмущалась бабушка.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Зайцы, конечно, не позарились на дармовое лакомство. Но за день до того домашние прирезали поросёнка, мясо лежало в «сенях». Почуявшие наживу деревенские собаки оставили от поросёнка пудов в шесть «рожки да ножки» — что на месте съели, что растащили про запас. Егорыч, узнав о неудавшейся операции, хохотал до слёз. Ну не думал он, что мальчуганы клюнут на такую наивную приманку, а на тебе… Правда, мы не стали сообщать родителям имя автора замечательного проекта, списав всё на свою рассеянность.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Егорыч до конца дней своих оставался на ногах, в здравом уме. Правда, после смерти супруги, которая была старше его, как-то «подсел», пообмяк, но присутствия духа не терял. Иногда к нему наведывались дети — сын и две дочери, внук. Но он предпочитал доживать свой век в одиночестве, в маленькой избушке, никого не обременяя заботами. Сам готовил еду, стирал, сам себя обслуживал. Вечерами любил посидеть на лавочке у дома, чаще — в одиночестве: многих односельчан к тому времени не стало. О чём он думал, что вспоминал — никому неведомо. И тихо, незаметно перекочевал в лучший мир, где уже давно дожидалась его супруга. Но память о себе оставил. Егорыча-балагура до сих пор вспоминают знавшие его марёвцы.</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong>Акимыч</strong><br />Полной противоположностью Егорычу — по характеру, жизненному укладу, деловитости — был его тёзка Павел Акимович.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Легендарное «Сказание о тульском левше» Лескова символизирует самобытность русского мужика, простоватого на вид, но смекалистого, наделённого природой талантом мастерового, ремесленника-самоучки. Такими сметливыми и рукастыми мужиками, способными и кашу из топора сварить, и блоху подковать, до последнего времени Русь не была обделена.</p> <p style="text-align: justify;"><br />В каждой деревне были мастеровые люди, умевшие в примитивных условиях творить из подсобного материала предметы быта и хозяйственного обихода, удобные в пользовании и надёжные. За редким исключением, каждый мужик мог дом срубить, сани смастерить, печь сложить, не считая таких мелочей, как топор насадить или косу отбить. К таким мастерам-самоучкам относился и Павел Акимыч. Кажется, он умел сделать всё, что требовалось для дома. К сожалению, теперь таких остались единицы. Традиционные ремёсла — ковка, бондарничество, столярное дело — угасают. Внесли коррективы время, техническая революция, оставившая не у дел ремесленное творчество. Современному молодому мужику, подчас, не под силу не то что дом срубить, но и косу насадить, огород вспахать. Обращаются за помощью к пожилым, сохранившим традиционные деревенские навыки.</p> <p style="text-align: justify;"><br />На столь нелестный для современников вывод навёл случай. Стояла сенокосная пора. В прохладный день косить — одно удовольствие. Обдуваемый свежим ветерком, отгонявшим комаров и мошек, я легко помахивал косой, завершая очередной прокос. Мимо проходил Василий Бабуров, житель соседней деревни, тоже мужик рукастый. Присел перекурить. Заодно, как профессионал, и косой поинтересовался.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Ну-ка, дай посмотреть.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Скурпулёзно изучив косовище, способ насадки, примерившись к «пальцу», одобрительно покивал головой, усмехнулся и уверенно сказал: «Это Павла Акимыча работа».</p> <p style="text-align: justify;"><br />Надо же, подумал я, мастера двадцать лет как нет на свете, а его рабочий «почерк» современники помнят, узнают безошибочно.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Мастером Акимыч действительно был замечательным и всесторонним: плотник, столяр, бондарь, печник. Любое дело горело в его золотых руках. Срубить дом, двор, баньку мог в одиночку, вся домашняя мебель изготавливалась им собственноручно, а уж там корзину или кузов сплести из сосновой лучины, грабли сделать — для него было раз плюнуть.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Сырьё для будущих изделий дед заготавливал заблаговременно, тщательно выбирая в лесу самые подходящие заготовки, просушивал их в сарае. Груда полуфабрикатов для предметов домашнего обихода хранилась под «поветкой» и на чердаке. Требовалась металлическая «запчасть» — лемех для плуга, шкворень, петли для дверей — самостоятельно выковывал их в местной кузнице. Требовался черенок для лопаты или вил — он всегда под рукой, лёгкий, удобный. Немало было в округе и других ремесленников, но их грубоватые изделия явно проигрывали выходящим из рук Акимыча. Отменным был и косцом, дровосеком, пахарем. Приучая внуков к незамысловатой работе — косьбе, стогометанию, пахоте — никогда не вдавался в теорию, лишь внося краткие коррективы по ходу дела, подсознательно понимая, что любое ремесло познаётся исключительно через практику.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Даже дрова он заготавливал основательно, «как деды учили», с помощью «побойни» и деревянных клиньев раскалывая вдоль ствола двухметровые кряжи для удобства погрузки их в сани.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Понадобились в хозяйстве «американки» — зимние сани из двух частей, соединённых цепями-роспусками, удобные для перевозки сена, дров, по практичности не сравнимые с типичными дровнями. Делать «американки» Акимычу до этого не приходилось, видел только образцы. Но захотел — и сделал. «Американкам» тем уж лет сорок, но они всё ещё в исправном состоянии, на ходу. А грабли и косы, сделанные дедом полвека назад, до сих пор используются на сенокосе.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Главными критериями мастерства деревенского ремесленника были лёгкость, удобство, качество и долголетие его изделий. Чем они и были ценны. Профессиональным требованиям Павел Акимыч соответствовал на все сто.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Были у нас настоящие крестьяне-хозяйственники, представители военного поколения. С их уходом образовался вакуум, прервалась цепочка передачи секретов ремёсел от поколения к поколению.<br />Давно покоится Павел Акимович на деревенском кладбище, рядом с супругой, надолго пережившей его, но пожилые односельчане до сих пор вспоминают: да, и работягой был, и настоящим мастером, и человеком, каких поискать.</p> <p> </p> <p style="text-align: right;"><strong>Фото автора <br />и из архива редакции</strong></p>