Нас война повенчала

<p><strong> </strong></p> <p> </p> <p style="text-align: justify;"><br />Анна Ивановна открыла мне дверь в небогатую, но чистенько прибранную квартиру. По выцветшему, застиранному половичку мы прошли на маленькую кухоньку и хозяйка пригласила попить чайку. Я с любопытством разглядывала эту женщину, прошедшую страшную Великую Отечественную войну и никак не верилось, что ей исполнилось девяносто лет. Невысокая, с благородной сединой, живыми глазами, с маленькими морщинистыми ручками, которые уверенно расставляли чашки, наливали чай и подвигали поближе сладости. Чувствовалось в этой уверенности, что всё в этой жизни ей приходилось делать самой. Разговор наш шёл о природе и погоде. Однако цель визита у меня была совершенно иная.</p> <p style="text-align: justify;"><br />В Совете ветеранов, куда изначально я обратилась за информацией, практически ничего не знали об этом человеке.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Она удивительно скромная и скрытная, — сказала мне Валентина Алексеева, председатель районного Совета ветеранов. — Никогда ничего не рассказывает о себе, не любит выпячивать своё «я». Поэтому, кроме того, что она была в действующей армии, да тридцать лет отдала работе в партийных органах, больше ничего не известно. Попробуйте расспросить её о жизни, но навряд ли это получится.</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong>Маленькая нянька</strong><br />Наш застольный разговор «ни о чём» продолжался более часа. А потом Анну Ивановну вдруг как-будто прорвало. Вся многотрудная жизнь промелькнула в её воспоминаниях.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Анна Ивановна, а вы коренная шимчанка? — спросила я.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Ну, можно и так сказать. В Горцах родилась. Семья-то у нас была небольшая — отец с мамой, да нас ребятишек шесть человек, — отвечает собеседница.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Ничего себе небольшая! — искренне удивляюсь я.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Да у других и побольше того было, — говорит она.</p> <p style="text-align: justify;"><br />С таким ответом бабушка Аня явно поскромничала. Иметь шесть детей — дело хлопотное. Вот и держали Синильниковы трёх коров, двух лошадей, куриц, гусей, поросят, сажали большой огород. Отец своими руками построил амбар, гумно (где молотили зерно) и пуню (сарай для сена). В общем, жили не тужили, достаточно скромно, но и не впроголодь. Играть в куколок у девчушки времени не оставалось. Так как была она второй по старшинству, приходилось нянчиться с младшими братишками и сестрёнками. Её и учиться-то поначалу не хотели отпускать, но советская власть обязала родителей отправить ребёнка в школу.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Учебный год начался у меня с января, — вспоминает она. — Сначала трудно было, а потом, когда буквы выучила, стало сразу легче. Лучше всего мне математика давалась. А ещё историю любила и литературу. Говорила-то я по-деревенски. Книги же правильной речи выучили. А читала я много и всё подряд.</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong>Новодеревеньковский «Искримас»</strong><br />После семи классов отправилась Аня в Ленинград и поступила в культпросветшколу. Учебное заведение стояло в живописном месте на Фонтанке. Анна старательно постигала систему Станиславского, порядок построения мероприятий и получала заслуженную стипендию. Так проучилась она больше года, и вдруг по каким-то причинам стипендию всем отменили. Жить в большом городе стало не на что. Родители помочь не могли. Им с младшими детьми хлопот было предостаточно. Понимая всю тяжесть положения молоденькой и перспективной девушки, в 1940 году дают ей направление (благо культработников не хватало) в Чудовский район в Новодеревенский сельский клуб заведующей, а в довесок получает она ещё и библиотеку. Из оборудования в клубе было только само помещение, столы, да скамейки. Поэтому умные слова, которыми называли всё в культпросветшколе, не понадобились. Культурная жизнь в деревне, благодаря почти состоявшемуся молодому специалисту, стала налаживаться. Поскрипывал негромко в углу кем-то принесённый проигрыватель, но качество музыки ничуть не портило настроения собравшимся на танцевальный вечер. Весело отплясывала и молоденькая директорша. Но не только пляски интересовали клубного работника. Пригляделась она к жителям, собрала самых артистичных и появилась в деревне своя театральная труппа, которая впоследствии радовала односельчан замечательными постановками. Культработник Анна Синильникова состоялся! Так бы и работала девушка в тихом деревенском клубе, если бы …</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong><img class="caption" src="images/stories/shimskie/57/Sinil'nikova.jpg" border="0" title="С внуком Александром" align="left" />Некогда страхами жить</strong><br />Война! Война! Война! Слышилось в каждом доме, закоулке, в шелесте листьев и стуке дождя. Началась спешная эвакуация. Аня попала в Ленинград, где вместе с другими беженцами работала на оборонных работах. Каждый день в любую погоду копали окопы под Шушарами.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Однажды меня и ещё трёх человек отправили в какой-то населённый пункт под Ленинградом, и там я встретила коменданта войсковой части. Он предложил вступить в действующую армию. Ну, я не думая и согласилась, — рассказывает Анна Ивановна.</p> <p style="text-align: justify;"><br />И тут тоже пришлось начальствовать. Работала кладовщиком продуктового склада 55-й Армии, а потом обратно в Ленинград попала в запасной полк. Недолго пробыла и здесь. Через некоторое время попадает девушка в инфекционный госпиталь недалеко от Староневского проспекта на Куракиной даче.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Не страшно было? — интересуюсь я.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Некогда было страхами жить. Хотя сказать, что привыкла — нельзя. За ночь умирало три-четыре человека. На душе было тяжело. Жаль их всех. У больных паёк был побольше, чем у гражданского населения. Но все равно этого мало, чтобы восстановиться после тяжёлой болезни. Вот и покрикивали на нас обессиленные люди, что мало еды даём. А сделать ничего нельзя было. Мы ведь ничего не брали, а зачастую и своим пайком делились.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Не было такой работы, какую бы Анна не выполняла: и на пищеблоке работала, и сестрой-хозяйкой, и в прачечной. Жила при госпитале, вставала с петухами, ложилась по потёмкам, валилась с ног от усталости. Казалось, больше нет сил, но опять стучалось в окно утро и втягивало в привычный круговорот обязанностей.</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong>Полковая сестричка</strong><br />Через год с начала войны попадает Аня в девятьсот сорок второй стрелковый полк двести шестьдесят восьмой дивизии. В сорок третьем году началось освобождение Ленинграда от немцев и вся дивизия была отправлена на прорыв блокады. Бои шли страшные. Анна с медбригадой работала на поле боя под ливнем пуль. Взрывы, стрёкот автоматов, смертельная опасность — не могли заставить медсестру Синильникову оставить раненого бойца. Маленькая, худенькая и хрупкая, она с завидным упорством тащила на себе парней и мужиков намного тяжелее собственного веса.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Когда первый раз шла на передовую, всё думала: «Только бы не струсить!» — Делится фронтовая сестричка. — Но когда начался артобстрел (наши обстреливали немцев) недалеко от восьмой ГЭС, где проходила линия прорыва блокады, я испытала только гордость и бодрость за то, что немцев там всех перебило. Это был памятный бой. Тогда прорвали блокаду, и я вступила в партию.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Шёл январь сорок третьего. Больше недели не рассеивался чёрный дым. В воздухе пахло порохом, землёй и кровью. День и ночь без остановки находили на поле боя восемь медбратьев и в их числе единственная медсестра Анечка раненых бойцов, перевязывали их, а потом на волокушах (четыре скреплённые между собой лыжи) тащили на себе до палаточного госпиталя, и вновь возвращались за следующим в кровавую мясорубку.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Наконец немцев отогнали. Оставалось только разрозненное формирование справа от ГЭС. Утомлённая медбригада заночевала в землянке. А утром всех разбудили выстрелы и взрывы. Недобитые фашисты пошли в наступление. Завязался бой.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Хозяйка на минуту задумалась. Сложенные на коленях руки предательски дрогнули, выдавая волнение, но слёз я не увидела. Глубоко вздохнув, подлила она в чашку горячего чая и продолжила свой рассказ. Глаза её подёрнулись поволокой. И я поняла, что Анна Ивановна сейчас далеко от этой уютной кухоньки. Она в землянке вместе с однополчанами. Вот она выползла из неё и тут же наткнулась на раненого, совсем ещё молоденького мальчишку, который в запале, как попугай, повторял:</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Я стрельнул в немца, а он в меня. И ноги мне отстрелил! Я стрельнул…</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Всё хорошо, родненький, — успокоила его Аня, — Сейчас я тебя до госпиталя дотащу и вылечат твои ноги.</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong>Фронтовая любовь</strong><br />А потом ещё были бои, и сколько ещё спасла таких мальчишек эта стойкая и выносливая женщина, теперь она уже не помнит: двести, пятьсот, тысяча — трудно сказать. И была ли другая жизнь на войне, кроме бесконечного поля боя? Единственным белым облаком всплывает в её трудной, военной памяти короткий и счастливый момент — работа в санроте с замечательным врачом и её непосредственным начальником Леонидом Колесовым.</p> <p style="text-align: justify;"><br />— Я чувствовала, что нравлюсь ему, — глаза моей собеседницы вспыхивают счастливым огоньком.— В перерывах между боями было не до ухаживаний и не до цветов. Но знаки внимания он мне оказывал. Вот, помню, надо было через весь Ленинград пешком идти. Так он мне где-то лошадь раздобыл и посадил верхом. Знаете, как приятно было! Вот так шаг за шагом и растопил моё сердце. Полюбила и я его. Не было у нас записи, не венчали нас в церкви. Обручила нас военная жизнь, вальс Мендельсона отгрохотала канонада, медовый месяц провели мы в «романтической» землянке, где брачным ложе стали «мягкие» дощатые нары. Но была я вопреки всему самой счастливой молодой женой. Вскоре во мне зародилась новая жизнь.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Анюта демобилизовалась и уехала в Горький к родителям мужа. Встретили невестку в семье Леонида приветливо и тепло. И вскоре 26 июня 1944 родилась у счастливой мамы дочурка-беляночка Наташенька. Казалось, нечего больше желать. Только бы муж вернулся живой и невредимый. Но увы, этому сбыться было не суждено. Через месяц пришла похоронка на имя матери: «Ваш сын Колесов Леонид…» Больше она ничего не слышала. Земля качнулась, померкло солнце. Перед глазами всплыл образ любимого и полтора года их военной любви. К жизни Аню вернула плачущая дочурка.</p> <p style="text-align: justify;"><br />Через три месяца молодая женщина с ребёнком на руках и узелком подошла в Горцах к дому Синильниковых. Это была Анна.</p> <p style="text-align: justify;"><br /><strong>Рабочая лошадка</strong><br />С той поры прошло почти семьдесят лет. За долгие послевоенные годы Аня, а потом Анна Ивановна сначала работала в торговле, потом в отделе сельского хозяйства при Шимском райисполкоме. После чего в партийных органах. Общий трудовой стаж Синильниковой составил более сорока лет. Выросла Наташка, появился любимый внук Саша. По странному стечению обстоятельств живёт он в городе Пушкине недалеко от Санкт-Петербурга, бывшего Ленинграда, на земле, которую когда-то защищала от немецких фашистов его героическая бабушка.</p> <p style="text-align: justify;"><br />P. S. В конце нашего разговора я попросила Анну Ивановну накинуть на плечи жакет с боевыми наградами, чтобы сфотографировать. Она сначала отнекивалась, но потом согласилась. На жакете красовались медаль «За отвагу» — за участие в прорыве блокады Ленинграда, медаль «За оборону Ленинграда», орден Великой Отечественной войны и масса юбилейных медалей. На прощание мы ещё попили ароматного чайку с печеньем, привезённым внуком Сашей: дорогим, любимым и родным — особой гордостью бабушки Ани.<br /><br /></p> <p style="text-align: right;"><br /><strong>Фото автора</strong></p>