Вровень с ними по жизненным «метрикам» и многие здешние дома — с резными наличниками, подёрнутые временем, но всё ещё не утратившие прежней внушительности. Впрочем, местами заметны старания наследников здешних аборигенов по внесению «дачной» лепты в принципы сельского домостроения. Окрестный буколический пейзаж лишний раз убеждает, что люди должны обитать именно в таких местах. Здесь и время бежит по-иному, и смысл жизни становится проще, и душа притихает, боясь нарушить торжество гармонии. А ежели человек долгий век не только не отделялся, но даже не отдалялся «от родимых осин»? Вот он — невольный сладкий плен духовного единения с любимой сердцу землёй и населяющими её людьми. Вот он, тот искомый, замусоленный политиками патриотизм, который понуждает всемерно воздавать родному краю, независимо от того, какие на улицах флаги и песни…</p>
<p style="text-align: justify;"><strong>Аз и Буки постижения</strong><br />В округе не сыщешь никого, кто мог бы сравниться с Антониной Александровной Николаевой (в девичестве Алексеевой) в привязанности к родной сторонке. Узам этим уже 97 лет. Дед когда-то поведал ей, что она явилась на свет ровнёхонько в полдень, в самой серёдке мая 1915 года. Отец с матерью достойно представляли крестьянское сословие. Труд их был не тягостным ярмом, а смыслом существования. Сноровистые руки сами искали работу. Достаток определялся куском землицы с покосами, да мычащим при дворе сельским хозяйством. Родители держали пару бурёнок, нетель, овец, свиней да птицу. Труд от зари до зари был привычной схемой бытия и каждодневным уроком для младших. Он прерывался лишь в престольные праздники да по случаю рождения очередного дитяти. К сожалению, в те времена было не до педиатрии, и до юношеских лет доживали не все. Антонине да младшей сестрёнке в этом смысле повезло. Правда, она до двенадцати годков хворала и в школу не ходила. Но грамоту быстро постигла сама, живо переняв всё, чему учились младшие. По сей день стихи той поры помнит. Арифметика далась ей сразу, даже счёты освоила, что впоследствии сослужило ей добрую службу.</p>
<p style="text-align: justify;"><strong>«До» и «после»</strong><br />Всё шло заведённым чередом. Но жить безбедно в силу известных исторических обстоятельств становилось всё труднее. Семье помогала жившая в Питере сестра отца, присылая посылки, а порой и деньги. Учитывая здоровье племянницы, тётка Наталья даже вознамерилась устроить её в городе к богатым хозяевам. Но питерское житьё Антонины через два месяца окончилось получением телеграммы: «Умер отец». Ей было всего тринадцать, но она не могла оставить маму с младшими детьми. Так что расставание с родной деревней было совсем недолгим. А тут и коллективизация подоспела. В только что родившийся колхоз «Любино Поле» её сразу приняли учётчицей. Даром, что аттестата школьного не было. Зато костяшками счёт щёлкала, как записной бухгалтер и с документами держала ухо востро.</p>
<p style="text-align: justify;">Любовь закружила вихрем, как и положено, в семнадцать девичьих лет. Судьба связала её с хорошим деревенским пареньком Серёжей Николаевым. Вскоре и свадебку справили. А в 1934 году родился сын Саша. Но немного выпало на её долю того довоенного счастья. Ушёл Сергей на фронт. Когда пришла похоронка, она сочла жизнь законченной и надолго ушла в себя. Собственная молодость показалась бессмысленной. Если бы не сын, которого нужно было ставить на ноги. И если бы не характер…</p>
<p style="text-align: justify;"><strong>Выбор сердца</strong><br />Двенадцать лет она вдовствовала, стараясь не давать повода пересудам и кривотолкам. Правда, внешне это не выражалось. В пуританках и недотрогах она себя не числила — нрав был открытый, певучий и весёлый. Ещё помогала работа, тем более что с младых ногтей к любому порученному делу она относилась с привычным пиететом. Но мужчин в душу не пускала. И вот… Не то чтобы жизнь банально взяла своё. Вмешался его величество случай и, как она потом говаривала, попался на пути хороший человек. Не принц на белом коне, а простой и душевный парень. Конечно, само по себе это ещё ничего не значило. Знаки внимания она по первости отвергала с порога. Пикантности добавляло то обстоятельство, что ухажёр был почти на пятнадцать лет моложе. Но Андрей Иваныч оказался настойчивым, последовательным и вместе с тем деликатным человеком. Сердцу Антонины не хотелось жёсткости, но она выдвинула последний и, как ей казалось, решающий аргумент. К тому времени её сын учился в Ленинградском военно-морском училище. «Если Саша позволит» — таким было условие. Сомневалась зря. На первой же побывке курсант душой проникся к будущему отчиму. А потом молодой лейтенант, отбывая на службу в Севастополь, лишний раз убедился в верном выборе матери. С ней они простились в поле, где та метала стог сена, как водится, сунула денежку в дорогу. А потом сын написал в письме, что садясь на ближайшей станции в поезд, он вдруг увидел на перроне Андрея. Тот пришёл его проводить, неся в руках блок «Беломора»…</p>
<p style="text-align: justify;"><strong>Клирос и гармонь</strong><br />По совести говоря, Андрея Ивановича можно понять. Такой красивой женщиной мудрено было не увлечься. И певуньей Антонина слыла знатной на всю округу. Она объясняет это просто:</p>
<p style="text-align: justify;">— Крест на мне. Голосом Боженька наградил. И умение — от церкви. Я ведь больше двадцати лет на клирос петь ходила. Так и жила с песней. Знаете, как получалось? Днём по выходным в храме пою, а вечером — в клубе. Вот постепенно в артистки и выбилась. Стала не только в Косицком выступать. Часто по субботам в Батецкую ездила на районные мероприятия, конкурсы да слёты. «Нам бы эту певицу» — неизменно завидовали там. И на новгородской сцене уже узнавали зрители, знатоки уважали, начальство. Помню, как в наш Косицкий клуб приезжали целые делегации соревноваться в пении да пляске. Тогда ведь телевизоров не было. Бывало, нарядные нагрянут, на лошадях, с гармошками. Один батецкий парень особенно лихой плясун был, голосистый и расшибистый. Выйдет эдак гоголем, рассыпется дробью по деревянному полу, всех заведёт, раззадорит. А потом обязательно коленцами кадрильными подкатит манерно, мол, выходите, госпожа, покажите себя. Знал ведь, что спуску не дам. На два кружка задаю вираж — и к нему. Тут уж кто кого. Только переплясать у него всяк не выходило. Сядет в изнеможении и шепчет: «Нет больше мочи, лучше отстань». А я всё не унимаюсь, только каблуки стучат. Наконец, команда: «Шабаш, ребята, забирайте гармони, их не переиграешь!».</p>
<p style="text-align: justify;"><strong>Рук не чуя</strong><br />Но, конечно, не веселуха определяла каждодневное бытие. А тот самый труд, который открывает в человеке состоятельность или изобличает пустоту. Все годы на давно заслуженном отдыхе донимают Антонину Александровну боли в руках. Эти суставы ноют неспроста, и не только возраст тому виной. Своеобразный отголосок прошлого то и дело напоминает о тех долгих годах, когда Николаева трудилась приёмщицей и учётчицей молока. Дело было уже в укрупнённом колхозе «Парижская коммуна». Тут важно было не только принять, но и сдать продукцию ферм на должном уровне чистоты и качества. Ведь те «молочные реки» перетекали зримой копеечкой в колхозный кошелёк. А обеззараживающих препаратов не было, холодильников не ведали. Антонина Александровна до сих пор гордится, что не сквасила ни одного литра общественного молока. А всё потому, что бесчисленные бидоны мыла проверенным народным способом — студёной водой с крапивой. И не до варежек, конечно, было. Кто не пробовал — извольте, ощутите эффект. Руки после такой процедуры словно чужие. А ещё она помнит, как опрокинулась её подвода с неподъёмными 40‑литровыми бидонами. До сих пор не взять в толк, как она со своей субтильной комплекцией выволакивала эти ёмкости из низины и водружала на телегу. Бывали, конечно, и приятные итоговые моменты. Это когда трижды в год на Передольском молокозаводе ей выдавали по 200 рублей премии…</p>
<p style="text-align: justify;"><strong>Скупость воздаяния</strong><br />Не менее плотный «трудовой график» ожидал женщину и дома. Кстати, дома в привычном понимании поначалу и не было. Пять лет они с Андрюшей жили в приспособленном амбаре. А нынешние «хоромы» обрели в 1967 году. Кстати, совсем недавно, 3 сентября они отметили 55 лет совместной жизни. Изумрудная, кажется, свадьба. Впечатляющее свидетельство сожительства душа в душу. Оба свой стаж нарабатывали в колхозе, который во времена оны весьма достойно позиционировался на трудовой карте Новгородчины. Жили по советским временам не то чтобы жирно, но вполне зажиточно. Андрей Иванович в своё время успел выучиться в Боровичах на тракториста. И приусадебное хозяйство, знамо дело, держали не хуже других — корову завели, нетель. Антонине Александровне и дня было мало. Пряла, вязала, за швейной машинкой сиживала, в огороде поспевала. Праздного возлежания на кровати себе не представляла. Бывало, соседский дачник непонятливо посочувствует: «Почему жена моя всё под окном сидит, а вас нет и нет?». Вот только подбив окончательные «производственные итоги», супруги обнаружили, что пенсию им определили совсем не по трудам праведным. Словно оправдывая известную поговорку о палатах каменных. Забывчивая Отчизна оказалась скупа на воздаяние по заслугам. А теперь и вовсе говорить нечего — всё больше в почёте хапуги, вельможи да попса. Те ещё ориентиры…</p>
<p style="text-align: center;"><strong>***</strong></p>
<p style="text-align: justify;">Но теперь уж чего судить-рядить? Вековая жизнь, почитай, прожита. И сделано это по самым совестливым человечьим меркам. Сын Антонины Александровны, отставной флотский офицер, проживает в Луге, а его дочь — в Питере. Наезжают по случаю, не забывают, летом особенная гостевая пора. Из периодики супруги получают одну районку «Батецкий край». Андрей Иванович неизменно устаивает для жены громкую читку. Теперь не то, что прежде, когда почтальон сгибался под тяжестью сумки. Ту же «Роман-газету» сколько лет выписывали. А вот «телеящик» в последнее время старики не жалуют: «Голова от него болит». Тут трудно не согласиться: это каким «дятлом» надо быть, чтобы не заболела голова от увиденного? Тем более, по контрасту с окружающей красотой новгородской деревни. Которая всё ещё живёт благодаря вере и правде героев нашего рассказа. И их земляков.</p>
<p style="text-align: right;"><strong>Олег ЧЕРКАШИН<br />Фото автора</strong></p>
Если верно, что окружающие сызмалу ландшафты во многом определяют социально-нравственную наследственность человека, то в случае с героиней нашего повествования это верно безусловно.
Шелест родимых осин
Порукой тому — невероятно живописная деревня Любино Поле, склонившаяся над правым берегом Луги. Как раз у излучины, где речка, стремившаяся до этого на юг, поворачивает свои воды на запад. Мощные великаны-деревья, нависающие вдоль деревенской оси, способны скрыть многое, но только не свой возраст.