Профессия длиною в жизнь

</p> <p style="text-align: justify;">Антонина Георгиевна просто сразила меня своей уникальной памятью. Она без запинок вспоминала фамилии и имена всех сотрудников и начальников, какие-то детали работы и жизни.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>«Работали сутками»</strong><br />— Нас эвакуировали из Малой Вишеры вторым эшелоном. Я прибежала домой, чтобы поторопить родных. Сестре было два годика, а брату — четыре. Мама была уже готова (отец воевал на фронте в танковых частях). Взяла я свой школьный портфель, положила все свои дневники, письма и главное — будильник. А туфли не нашла. Нас ждал эшелон. Все кричали: кто, где, как? Мы влезли в свой вагон. Ехали неделю. В этом эшелоне были заводские семьи, несколько семей из Большой Вишеры, жёны сотрудников райвоенкомата, учителя. Этим же эшелоном ехала директор нашей первой школы Лидия Николаевна Казанская.</p> <p style="text-align: justify;">Всю дорогу нам давали пшённую кашу-суп. Остановки делали на запасных путях, стояли там обычно по нескольку часов. Когда мы подъезжали к Бологому, налетел немецкий самолёт. Он не бомбил — прошёл на бреющем полёте, испугал. Было приказано из вагонов не выбегать. А первый эшелон разбомбили. Погибла девочка из нашей школы и соседка по дому. У нас всё обошлось. Мы остались на станции Свеча Кировской области. Всех приезжих переписывали — кто чем занимался до эвакуации. Ночью нас отвезли в деревню Масленки. Нас приютила одна бабушка, дети уснули прямо на полу от усталости.</p> <p style="text-align: justify;">Мы, девчонки, ничем не занимались. А наши мамы и сёстры в августе отправились в колхоз сушить лён. Позже нашли огромный пустой дом, туда поместили сразу несколько семей. Орава ребятишек спала на полатях. Мы пели песенку от голода: «Супу, хлеба не-е‑ту».</p> <p style="text-align: justify;">Вскоре мне позвонили из РОНО, и я отправилась за семь км в село Успенское, чтобы работать старшей пионервожатой. Надо сказать, в этом районе было много детей из блокадного Ленинграда. Меня устроили пионервожатой в интернат 188‑й школы Дзержинского района города на Неве. Здесь меня ждали директор Валентина Венедиктовна, завхоз и воспитательницы. Дети были разделены на группы. Жили в отдельном домике, повезло: дом отапливался котлом. Девочек разделили по возрастам, а мальчики жили вместе. Я их всех помню по кроваткам, кто где лежал (перечисляет — М. Б.). Они называли меня Тонечкой с первого знакомства, ведь мне было всего 19 лет (я 1922 года рождения).</p> <p style="text-align: justify;">В Успенском был очень хороший председатель колхоза, он обеспечивал нас продуктами дополнительно. В интернате мне давали 600 граммов хлеба. Когда мы освоились и подросли — стали помогать колхозу. Колхозницы нам приносили ведёрки с молоком.</p> <p style="text-align: justify;">Я была письмоносицей. Лёнечка Лебедев, когда я приносила почту, всегда так пронзительно на меня смотрел, а писем не получал. Потом узнала, что его родители погибли при бомбёжке дома, некому было писать.</p> <p style="text-align: justify;">Мама в то время работала в сапожной мастерской за 42 километра от Свечи. Мы с девочками ходили по госпиталям, концерты ставили, музыки не было, так, ля-ля-ля. В определённый день мы дежурили по кухне. Чашки у всех были глиняные, их сделал для нас местный гончар. Когда у меня был день рождения, все девочки дарили мне подарки — вещички, увезённые из дома. Я их до сих пор храню.</p> <p style="text-align: justify;">Освободили Малую Вишеру, и семьи стали возвращаться. Дошла очередь до нас. Надо было с воспитанницами прощаться, они мне тогда написали много пожеланий и записок. Меня не хотели отпускать: «Вы пионервожатая и комсомолка, комсомол должен помогать нам, а вы уезжаете!». В итоге меня отпустили, но пока за меня не заступились, зарплату не давали.</p> <p style="text-align: justify;">Когда мы приехали в Рыбинск, там стояли весы огромные у выхода с вокзала. За взвешивание брали деньги. У нас ничего не было, кроме картошин и подарков детей, но поставить мешки на весы всё равно заставили.</p> <p style="text-align: justify;">Так мы доехали до дома. Нечего есть, некуда идти. Мама сразу пошла на завод, я осталась караулить место на полу вокзала. Вдруг увидела девушку, которая когда-то работала в одном цехе с моим братом. Она, уже убегая, предложила: «Приходи к нам в милицию, у нас в ЗАГСе нужны делопроизводители!». Тогда ЗАГС входил в ведомство МВД. Это было 4 марта.</p> <p style="text-align: justify;">А 7 марта я уже работала: выдавала свидетельства о смерти, регистрировала новобрачных. Через полгода меня перевели в паспортистки. В городе было очень много частных домов. По тогдашнему постановлению Совета министров не разрешали прописывать в Ленинграде бывших уголовников и «политических». Чаще всего они приезжали в такие местечки, как Малая Вишера. Много здесь оказалось жён «врагов народа», не давали паспортов и колхозникам. В общем, напряжённо работали, с частыми проверками.</p> <p style="text-align: justify;">Потом добавился розыск алиментщиков, помогали восстанавливать родственные связи, часто давали объявления во всесоюзный розыск. Из Москвы розыскные листочки приходили мешками. Картотека наша была гигантской. Работали сутками. Нас начальник отпускал поужинать, а потом только в пять утра — позавтракать.</p> <p style="text-align: justify;">Однажды инспектор из училища привёл мне детдомовца Лёню, который искал мать. Он рос в Боровичах в Доме малютки. Я послала туда запрос и узнала, кто его сдал в приют. Стала искать фамилию по союзному розыску. И нашлась! Женщина живёт под Ленинградом. Чтобы скрыть беременность от нового жениха, попросила сестру после родов отдать мальчика в Дом малютки. Мы списались, и я устроила встречу Лёни с матерью. Вот они сидят напротив друг друга, я говорю: «Лёнечка, это твоя мама, можешь к ней подойти поздороваться». Он так встрепенулся. А она так и сидела — глыбой. Говорю ей: «Это ваш сын, которого отдали в Дом малютки. Он сейчас учится, в училище на хорошем счету». Она с неприязнью смотрела на ботинки мальчика. Я спрашиваю: «Что вы так смотрите? Возьмёте его и купите обувь». Попросила Лёню послать мне весточку, когда приедет на новое место. Написал в письме: «Папка хороший, мы с ним ездили на рыбалку». Слава Богу, приняли ребёнка.</p> <p style="text-align: justify;">Все удачные дела, когда получалось помочь людям найти друг друга, я складывала в отдельную папочку. Уже уходила на пенсию, а всё равно их берегла…</p> <p style="text-align: justify;"><strong><img src="images/stories/malayavishera/77/stepanova.jpg" border="0" title="Профессия длиною в жизнь" style="float: right; margin: 10px;" />«Трудное время досталось»</strong><br />Из воспоминаний Ольги Тимофеевны Степановой:</p> <p style="text-align: justify;">— Когда война дошла до города, мы ушли в деревню к двум тётям. У мамы нас было пятеро — четыре сына и я старшая, а у тёток у одной шестеро детей, у другой — четыре. Отец раненый лежал в госпитале в Старой Руссе. Мама билась с нами одна. Разрешили вначале копать картошку колхозную — она не выкопана была, так и продержались.</p> <p style="text-align: justify;">Немцы недолго были, и мы вернулись домой в освобождённую Вишеру. В наш дом, который стоял у вагонного депо, попала бомба, но наша квартира уцелела. Мы пришли туда, соломой запечатали окна, досками заколотили и так стали жить. Посуду перед отъездом мы сложили в ящик и в огороде закопали. Пришли раскапывать — а ничего и нет, утащено… Всю войну бедствовали. Дом ещё раз подорвали, со стороны стекольного завода. Пришлось переехать в другую часть города.</p> <p style="text-align: justify;">Я закончила 10 классов, война не разрешила учиться дальше. Так у меня и осталось среднее образование. Когда пришли наши войска в Вишеру, меня взяли работать в госпиталь. Он находился в школе. Окончила курсы и стала медсестрой.</p> <p style="text-align: justify;">Я не брезговала никакой работой. Вскоре меня устроили делопроизводителем в райисполком, а потом там же инструктором. Было 27 сельсоветов, некоторые оккупированы, некоторые свободны — бегать приходилось много. Председатель колхоза дядя Саша смеялся: «Представитель райисполкома в тряпочных тапочках сидит!». А я ножки в крестик под стулом прячу. Так обидно стало, что слёзы сами из глаз покатились. Иногда разуюсь, перейду ручей, вытру тряпочкой ноги и опять иду. По 50 км в день вышагивала с котомкой. Уже позже меня избрали секретарём горсовета.</p> <p style="text-align: justify;">Иногда ходили с подружками на танцы. Я надевала то же платье, в котором на работу ходила. А ведь молодые были — 18 лет. На танцы в железнодорожный клуб ходили школьники и ребята, которых в армию ещё не взяли. Военным не разрешали ходить танцевать.</p> <p style="text-align: justify;">Потом я была заведующей в детской комнате милиции. Там я отработала больше 40 лет. Работа напряжённая. После войны приехали женщины разгульные, выпивали, ребятишек у всех куча, воровали из вагонов, лазали в окошки. Нам помогали их ловить участковые.</p> <p style="text-align: justify;">Очень трудное время было. Железную дорогу бомбили часто. Нам дали квартиру у депо, которое только строилось…</p> <p style="text-align: justify;">Теперь иногда лежу, вспоминаю, до сих пор реву. Плохого больше, чем хорошего, в жизни было. Братья мои уже умерли все. Из класса нашего почти никого не осталось, а все так дружили!</p> <p style="text-align: justify;">Ко мне редко кто приходит, но когда наведываются, я очень рада.</p>