Хождение по мукам

Публикуем отрывки из его толстой тетради, где он описывает начало и первые месяцы войны, мытарства своей семьи в немецкой оккупации.</strong><br /><br /><strong>Родом из крестьян</strong><br />Моя мать Наталья Егоровна, в девичестве Егорова, родилась в 1902 году в деревне Гонцы в крестьянской семье. Её старший брат, унтер-офицер российской армии, погиб на фронте в годы Первой мировой войны. Оставались ещё сестра Надежда и брат Василий. Главой семьи был дедушка Егор. Он заправлял хозяйством. Его помощницей во всех делах была бабушка Евдокия.</p> <p style="text-align: justify;">Дела хватало всем. После окончания полевых работ начинали обработку льна: его мяли, трепали, чесали, затем пряли. В длинные зимние вечера девушки с прялками собирались на посиделки. Ведь мануфактуры не было, довольствовались своей тканью, называемой точиво. Из неё шили всю крестьянскую одежду. Но была и на «выход». Её надевали по праздникам. В каждой деревне был свой престольный. Гуляли широко: народу – не протолкнуться, гармошки, песни, пляски.</p> <p style="text-align: justify;">На одном из таких праздников – в Яблочный Спас моя мама познакомилась с парнем из д. Лазарицы. Иван Лидин был хоть куда: бравый, кудрявый. Вскоре он приехал в Гонцы со сватами. А затем и свадьбу сыграли. В 22-ом году она родила нашу старшую сестру Валентину.</p> <p style="text-align: justify;">Жить бы молодой семье да радоваться. Но не тут-то было. Сначала умер свёкор, а спустя некоторое время от рака и муж Иван. Осталась она со свекровью да маленькой дочкой. Все заботы по хозяйству легли на женские плечи.</p> <p style="text-align: justify;">Молодая, красивая и трудолюбивая вдовушка приглянулась мухинскому парню Николаю Иванову из благочестивой и состоятельной семьи, который сделал ей предложение. И хоть его родители были недовольны выбором сына, свадьба всё же состоялась. И жизнь пошла своим чередом. В 1929-ом году родился я, спустя два года – брат Анатолий, а ещё через три – сестра Антонина. Нас вырастила бабушка Анна – свекровь моей мамы от первого брака.</p> <p style="text-align: justify;">В 1934-ом началась коллективизация. Приехал из райкома уполномоченный, собрал всех односельчан в нашей большой избе – четыре окна наперёд. Председателем колхоза имени Кирова выбрали моего отца. В то время население было, в основном, малограмотное. А у него – 4 класса церковно-приходской школы. Это уже считалось неплохим образованием. Всю зиму колхозники возили из леса брёвна и строили общественную конюшню, а весной свели своих лошадей на колхозный двор. Век не забуду, как бабушка Анна, когда отец выводил свою лошадь, плакала и крестилась.</p> <p style="text-align: justify;">В д. Лазарицы престольным праздником было Ильинское воскресенье. У нас собиралось много гостей. Подвыпившие мужики мерились силой. Сядут на пол один против другого и по команде тянут палку – кто перетянет. Во всей деревне не было равных нашему отцу. Он всех «перетягивал». Отсюда и прозвище ему дали «Дубовый». Ивановых-то много, а вот Дубовый Николай был один.</p> <p style="text-align: justify;">Жизнь становилась всё лучше. В 39-ом к нам в деревню провели радио, на стенку повесили чёрную «тарелку». Нам это было в диковинку, радость неописуемая. В том же году отца назначили завторгом Старорусского райпо.</p> <p style="text-align: justify;">В 1941-ом я закончил 5 класс уже Парфинской средней школы, начальное-то образование получал в Лазарицкой. На этом моё обучение закончилось. Началось хождение по мукам.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>Из огня да в полымя</strong><br />22 июня по радио объявили о нападении фашистской Германии на Советский Союз. Не забуду, как наш отец отреагировал на это: «Да мы их шапками закидаем», - сказал он. Ни у кого и в мыслях не было, что враг сможет проникнуть в глубь страны. Ведь нам внушали, что если война и начнётся, то она будет проходить на территории противника.</p> <p style="text-align: justify;">Стремительное продвижение немцев шокировало всех, создалось паническое настроение.</p> <p style="text-align: justify;">Мы стали готовиться к эвакуации. Отец пригнал лошадь с телегой, да и другие колхозники разобрали всех лошадей. Но уехать не успели.</p> <p style="text-align: justify;">Мужчины, кто помоложе, были призваны в армию в первые дни войны. Настала очередь тех, кто постарше. Отцу пришла повестка явиться на сборный пункт в д. Мухино. На второй день мы с мамой понесли ему кошёлку с едой. Пункт находился в лесу за железной дорогой, народу там «кишело» как в муравейнике. Посидели, поговорили с папой. На прощанье он поцеловал меня в щеку и подарил складной перочинный ножичек. Это свидание с отцом стало последним. Ни одной весточки от него мы так и не получили. Да и писать-то ему было некуда, ведь в начале августа наша местность уже была оккупирована немцами.</p> <p style="text-align: justify;">Впоследствии, из рассказов очевидцев, мы узнали, что из мухинского леса «новобранцы» пешим строем добирались до Рыбинска, где получили обмундирование и одну на двоих винтовку Мосина. Из прибывших сформировали воинскую часть и эшелоном перебросили под Ленинград. Там, в Синявинских болотах, они и погибли вместе с братом Алексеем. На запрос нашей матери о судьбе отца пришло извещение, что он пропал без вести.</p> <p style="text-align: justify;">На следующий день после проводов отца мы стали собираться уезжать. Пришли к нам в Лазарицы дед с бабушкой из Мухина, запрягли лошадь в телегу, погрузили «шмотки», привязали сзади к телеге корову. Дед перекрестился – он был очень набожным человеком, сказал: «С Богом», и мы тронулись в неизвестность.</p> <p style="text-align: justify;">Остановились в районе Навелья, расположились «табором». Но через двое суток приехал на лошади посыльный и велел возвращаться назад.</p> <p style="text-align: justify;">Дома жить было рискованно. Началась массированная бомбёжка немецкой авиацией железнодорожного моста через реку Ловать. Он охранялся зенитчиками. Одно звено «юнкерсов» улетает, второе прилетает. Бомбы рвутся, пулемёты строчат. Ад кромешный. А мы в яме лежим.</p> <p style="text-align: justify;">Нашу односельчанку тётю Лену Филину осколком убило. Дед, недолго думая, говорит: пока всех не перебьют, надо уезжать.</p> <p style="text-align: justify;">Ещё отец, уходя на фронт, нам давал наказ: если что, уезжайте к бабушкиному брату дяде Илье в д. Замховье , расположенную в междуречье Ловати и Полы. Мол, через болото немцы не пойдут. Туда и направились. Но получилось, что «бежали от огня, а попали в полымя».</p> <p style="text-align: justify;">Спокойная жизнь в Замховье быстро закончилась. Наши войска отступали от Присморжья и Старого Рамушева через Невий мох в сторону Васильевщины, и дорога, если её можно было так назвать, проходила через эту деревню. Начались бомбёжки, пришлось уходить в лес. Выкопали землянку, дед печку из глины смастерил. Живём. Как-то баба Анна позвала меня сходить в Замховье картошки накопать. Выходим с нею на дорогу, где накануне канонада гремела, а там… Боже мой! Лошади убитые, разбитые повозки, пушка «сорокопятка» вниз стволом – кверху станиной… Смотрю, ботинок валяется, поднял, а в нём ступня по щиколотку отрублена. На нижней сухой ветви ели, вернее, на оставшемся от неё сучке, как на вешалке, висит рукав гимнастёрки, а из неё кисть руки торчит. Бабуля стала молиться и говорит: «Может, и мои сыночки где-нибудь так лежат. Давай предадим останки тела земле». Я выкопал сапёрной лопаткой ямку и захоронил всё туда.</p> <p style="text-align: justify;">Когда, накопав картошки, вернулись в деревню, к нам в дом зашла сноха дяди Ильи. Она сообщила, что тот ранен в ногу, находится у неё и что немцы оккупировали всю округу. Оставаться здесь было страшно, скрываться в лесу не было смысла – наступала осень. Дедушка принимает решение возвращаться по домам.</p> <p style="text-align: justify;"><strong>Мы выжили</strong><br />Осень стояла сухая. Выкопав в Лазарицах свой огород, перебрались на колхозное поле. Картошки накопали полный подвал. А затем, вплоть до первого снега, косили в поле неубранный овёс на корм корове и лошади.</p> <p style="text-align: justify;">Немцы выбрали старосту деревни, потребовали выполнять все его указания.</p> <p style="text-align: justify;">Староста, а это наш односельчанин Василий Блинов, собирает сход и приказывает хозяевам подворий каждую среду приготовить мешок картошки для немецкой кухни.</p> <p style="text-align: justify;">Ему понравилась наша лошадка – молодая резвая кобыла по кличке Ласточка, и он решил обменять её на свою старую клячу. Приходит, стучит в окно и говорит маме: «Талька, смотри, чтоб сегодня лошадь была у меня во дворе. А то доложу, что твой Дубовый в полавском лесу партизанит. Всем вам мало не покажется». Мама сильно испугалась. Пришлось расстаться с Ласточкой.</p> <p style="text-align: justify;">Как-то утром снова раздаётся стук в окно. Посыльный от старосты оповещает, что по приказу коменданта всем следует собраться на краю деревни.</p> <p style="text-align: justify;">Собрались, смотрим, три немецких солдата с карабинами ведут нашу односельчанку Марию Судакову. Поставили возле забора, глаза завязали чёрной повязкой, а сами встали напротив неё. Офицер стал зачитывать приказ на немецком языке. Со слов переводчицы поняли: за связь с партизанами – расстрел. Офицер подал знак солдатам, и тут же прозвучал залповый выстрел.</p> <p style="text-align: justify;">Январь 42-го стоял лютый, морозы были за 40. Наша армия начала наступление. Всех жителей деревень, расположенных в низовьях Ловати, согнали в Лазарицы. В нашем доме набилось беженцев, как селёдок в бочке. Как-то ночью все проснулись от разбитых стёкол. Это один из карателей прикладом ударил по раме. Нам было велено в считанные минуты покинуть дом. Боже мой, что тут началось! Стоны, плач, столпотворение – все пытались скорее пролезть через дверь. А немец вышел в коридор и, найдя в углу банку с керосином, стал поливать стены. Выскочили на улицу – вся деревня факелом горит.</p> <p style="text-align: justify;">Повесив на корову выброшенные через окно «шмотки», тронулись по реке в Гонцы, к бабушке Дуне. Но и там покоя от фашистов не было. Спустя несколько дней приезжают на повозке трое вооружённых немцев, заходят во двор и выводят нашу корову. Мама заплакала, схватила за верёвку, не даёт вести. Немец ударом в плечо свалил её в снег. Вот так мы лишились своей последней кормилицы.</p> <p style="text-align: justify;">Бедная моя мамулечка! Сколько тягот и лишений пришлось испытать ей, оберегая нас. И в период оккупации, и потом в эвакуации в далёкой Башкирии, когда приходилось работать в колхозе от рассвета до заката, и в мирное время, когда я проходил действительную службу в Германии, а она строила наш дом.</p> <p style="text-align: justify;">А вскоре в Гонцы приехал отряд карателей. Всех жителей согнали под берег, а дома подожгли. Как только немцы уехали, мама кинулась к дому, чтобы забрать выброшенный узелок. Смотрит, солома у стены догорает, и стена уже огнём занялась. Она схватила с изгороди половик и давай им сбивать огонь. Отстояла-таки дом. Их и осталось во всей деревне два – бабушкин да Ипполитов.</p> <p style="text-align: justify;">Сидеть на морозе на узлах людям было невмоготу, и все разбрелись по уцелевшим баням. Мы вернулись в дом. А на следующий день из Парфино приехал взвод  немецких солдат. Нас выгнали из избы в баню. На чердаке установили пулемёт, второй – в доме Ипполитовых. Ночью проснулись от оглушительной стрельбы и стрекота пулемётов. Пули, пробивая стены бани, падали прямо на нас. Со стороны леса слышим громкое: «Ура!». И вдруг открывается в баню дверь и наш боец спрашивает: «Немцы есть?». Видя одних женщин и детей, хлопает дверью и бежит дальше. Вот так нас освободили от немецкой оккупации.</p> <p style="text-align: justify;">А в конце мая пришёл приказ: всех мирных жителей эвакуировать в глубь страны. Неподалёку от наших мест проходила линия фронта. Великое противостояние двух армий.</p> <p style="text-align: right;"><strong>Фото автора</strong></p>