Внучка Карпа-мастера

<p style="text-align: justify;">Для освещения использовали крохотные фитильки. Они едва мерцали. А вот за счёт чего они горели, не вспомню. Может, использовали остатки керосина от упавшего возле деревни самолёта, а может быть, что-то другое.<br /><br />Кстати, рассказ о рации, которую медведские подпольщики сняли с подбитого в лесу самолёта, многие подвергают сомнению. Но самолёт всё же был, не в Медведе, а на поле под Любачом. Но он был.<br /><br />—Не знаю чей, наш или фашистский,— говорит Мария,— но знаю точно, что парни к нему бегали.<br /><br />«Ура! Свои матерятся!»<br /><br />Разве можно вспомнить сейчас каждый факт, каждый упавший подбитый самолёт, много всего нагромоздилось в памяти за долгие годы. За время войны мужики, которые могли плотничать, построили себе дома. Больше возможностей для этого было у полицаев — в их руках были лошади. Перед вторым фронтом, перед изгнанием немцев из родной деревни, Мария Ивановна с матерью тоже попытались построить дом. Карповым и другой семье отдали сарай, который они поделили пополам. Досталось по три стены, четвёртую надо было достраивать. Успели срубить недостающую стену, установить сруб на своей земле, подвести под крышу.<br /><br />Осенью 43го жили у своих родственников в Скирино. Мария пошла работать на лесопилку в близлежащую деревню Песочки. Там немцы наладили производство досок и переправляли вагонами в Германию. Молоденькие девушки оттаскивали опилки, загружая их в мешки. Те ребята, что были взрослее, выполняли более ответственную работу, за которую все получали скудное пропитание. К концу ноября Карповы срочно покинули Скирино, потому что повсеместно началась эвакуация населения на работы в Германию и Прибалтику.<br /><br />—Многие ехали туда добровольно, хотя могли укрыться в соседних лесах,— сказала Мария Ивановна. Карповы решили уйти в лес. Пришлось срочно возвращаться в свою деревню. На пути к Любачу на неделю остановились у знакомых в Михалкине: сперва надо было разведать обстановку в их деревушке. Любацкие жители к этому времени уже соорудили первую линию землянок, но решили вскоре после прихода Карповых спрятаться надёжнее, поглубже в лесу. Стали строить новые укрытия.<br /><br />Уже наступила зима, нехолодная, с частыми оттепелями. Лесные жилища в отличие от июньских 41го года строили просторнее и прочнее, с печками. Укрытие представляло неглубокий, около метра в глубину, как бы мы сказали сейчас, параллелепипед. По двум противоположным сторонам его устанавливались прочные столбы, на которые крепилась надёжная перекладина. На неё вплотную укладывались жерди, ветки. Поверх них настилали толстый слой дёрна, а завершалось сооружение воткнутыми в него срубленными ёлочками — для маскировки. Печная труба выводилась на крышу. Дымоход затыкали ветошью. Дым выкуривал людей на улицу. Таким образом, прожили они два или три месяца. А раз вдруг прибегает в землянку Карповых Нестер Николаев и говорит второпях:<br /><br />—Послушайте, на дороге чья-то речь слышна.<br /><br />Подобрались они ближе к дороге и услышали… отборный русский мат. Да как ему обрадовались, свои ведь матерятся-то, наши! Стало быть, можно возвращаться домой.<br /><br /><strong>Она строила дом</strong><br />Органы НКВД начали проверку мужчин, которые могли пойти на фронт, но находились на оккупированной немцами территории. Забрали до выяснения причин и любацких мужиков, в том числе сотрудничавших с партизанами Андреева, Степанова, Анисимова, Кондратьева и Маврина. Приведённых для проверки людей разместили в одну из казарм. Аккурат в День советской армии, 23 февраля 1944 года, эта казарма взлетела на воздух — она была заминирована фашистами. Егор Маврин сидел возле окна и поэтому уцелел. Он и сказал своим односельчанам после проверки его чекистами, в каком месте погибли его товарищи. Он после сразу на фронт ушёл, а родственники погибших в казарме так и не смогли отыскать останки погребённых под грудами кирпича. Лишь к лету 45го года, когда в деревню вернулся с победой Егор, смогли при его участии найти тела, похоронили их на кладбище возле братской могилы советских солдат, погибших при освобождении Любача в феврале 44го года.<br /><br />Овдовевшая сестра Марии, Харитинья, после войны стала получать на троих детей пособие за погибшего мужа. Учли в военкомате, что Василий Михайлович Андреев сотрудничал с партизанами. Но нашёлся в деревне завистник, да не кто-нибудь, а родной дядя Харитиньи Ивановны, и написал в военкомат кляузу о якобы незаконном получении пособия. Выплату прекратили. За детишек вступились бывшие партизаны, которые съездили в военкомат и дали показания в противовес доносу злопыхателя. Они хорошо помнили о той помощи, которую Василий организовывал для партизан при немцах, о его щедрой душе, когда он вывел для них кормилицу-коровушку со своего двора. Харитинье продолжили выплачивать пособие на детей.<br /><br />А семья Карповых пришла к дому, в котором не было ни пола, ни потолка, ни окон. Сестра Маши к этому времени совсем потеряла здоровье на земляных работах, все проблемы по достройке дома взяла на себя совсем ещё юная Мария. В окопах, разбросанных возле деревни, нашли доски, горбыль. Длинным байдаком перекрыли потолок, коротенькие досочки пошли на пол. На помощь девушке пришёл Пётр Никифорович Николаев, который показал плотницкие приёмы. Из брёвен выстрогали опалубку для будущих окон, потолок осенью засыпали сухой опавшей листвой, сверху настлали мох, которого, как и листвы, было в достатке возле деревни. Татьяна Кондратьева из битого кирпича сложила им русскую печку. Зимовали уже в своём, выстраданном, но таком желанном доме. Гордились им и собой.<br /><br /><strong>Какое сочувствие, когда кругом разруха</strong><br />После войны повсюду нужны были сильные мужские руки, но их в осиротевшей деревне ох как недоставало. Все заботы легли на женские плечи. Даже больную сестру Евдокию пытались отправить на лесозаготовки, с трудом она смогла получить от шимских врачей справку о переводе её на легкие работы.<br /><br />—С твоей справкой только в туалет сходить,— получила Евдокия ответ от председателя Нижнеприхонского сельсовета Павла Дорофеева, когда тот ознакомился с медицинским заключением. И на заготовку древесины её всё равно отправили. Там её и парализовало.<br /><br />Лечилась, ходила по врачам, парализованная рука не восстанавливалась, но её вновь заставляет работать местный бригадир, и председатель колхоза Лидия его поддерживает. Но удалось добиться направления Евдокии в Ленинград в институт имени Бехтерева, где в середине пятидесятых она получила серьёзное медицинское заключение о болезни, не совместимой с дальнейшим трудоустройством. С этого времени она — инвалид второй группы. Вот ведь как нужны были руки рабочие, даже хоть и одна. О сочувствии начальство в то время вообще не думало, какое сочувствие, когда кругом разруха. Впрочем, время было тяжёлое, а многие оставались людьми, не теряя добрых человеческих качеств.<br /><br />Марии летом 44го шёл семнадцатый год. Её направили на строительство аэродрома в Кречевицы. Работа была не из лёгких — приходилось бросать в дробилку тяжёлые камни. В памяти женщины остался случай, когда на аэродроме одну из молоденьких работниц убило грозой. Пострадал от природной стихии и начальник производства, ему оборвало уши, после чего он оглох.<br /><br />Странно, но память запоминает именно детали, какие-то случаи, которые в то время казались значимыми, потому как необычными. Надо же, как бывает, молния девушку убила, это впервые пришлось увидеть, человеку уши оборвала — чудно…<br /><br />Через два месяца Маша вернулась домой. Надо было помогать уже немолодой матери, сестре-инвалиду. Теперь уже и ей грозит отправка на лесозаготовки. Пришлось пойти работать на колхозную ферму, доярок на лесоповал не отправляли. Животноводы носили на ферму воду на коромыслах, вытаскивали на носилках из ферм навоз, подносили до кормушек на вилах неподъёмные ноши с сеном. Если к тому же прибавить ненормированный рабочий день с пяти утра до позднего вечера с небольшими перерывами, то он для молодой девчонки был каторгой. Одно утешало: она была возле матери и сестры.<br /><strong><br />Что-то мистическое</strong><br />Вышла Мария замуж за парня из деревни Скирино. И, как у её мамы при первом замужестве, не сложились взаимоотношения снохи и свекрови. И так же, как мать, беременная Маша ушла от них, но зато у неё появился сыночек Витенька.<br /><br />В этом есть что-то мистическое. Люди говорят, что дети во многом повторяют судьбы родителей. Не по своей воле, а по воле свыше. Вот только доброй или злой — о том не знают.<br /><br />Пришло время поправить построенный в войну дом. Пошла Маша к местным плотникам, чтобы посоветовали, как переделать осадку для окон.<br /><br />—Не осадкой надо заниматься, а строить новый дом,— сказал один мастеровой мужик. Так она и поступила — в 62м году на приусадебном участке Карповых появился новенький дом, который уже другие хозяева и сейчас используют как дачу.<br /><br />Последние десять лет перед пенсией Мария Ивановна работала в полеводстве. А заработки там были — одни слёзы. И стала она получать пенсию, совершенно не адекватную усилиям, вложенным в развитие своего колхоза. А бухгалтерская служба колхоза «Красное знамя» не удосужилась сделать выборку по заработкам в животноводстве, чтобы хоть как-то улучшить материальное положение будущего пенсионера. Лишь несколько лет спустя благодаря сохранившимся архивам удалось получить новые справки по зарплате и тем самым сумму пенсии почти удвоить.<br /><br />Виктор Николаевич Иванов считает Марию Ивановну настоящей героиней, всего она добивалась своим трудом. Ни разу не оступилась, не впала в панику — и дома строила, и трудилась за троих, и одна, без помощи бывшего мужа, воспитала замечательного сына Виктора. Она пестовала больную сестру, обихаживала мать, не ныла и не жаловалась. А главное, что и сейчас не падает духом, довольна жизнью. У неё хорошая пенсия, хоть и маленькая…</p> <p style="text-align: right;"><strong>Фото из семейного архива<br />Марии КАРПОВОЙ</strong><br /><br /><br /><br /></p>