<br />В районном архиве не сохранилось газет, которые выходили до и в год начала войны. Его сотрудница Валентина Семиохина сказала, что искала информацию о том времени в послевоенных газетах 40‑х и 50‑х годов, но её там тоже почти нет. Видимо, уставшие от боли и немыслимых испытаний люди, избегали ворошить прошлое, как избегали рассказывать о нём наши мамы, бабушки и дедушки. Потом прошлое стали переиначивать, и нам трудно уже разобраться, где есть правда. В архиве хранятся подшивки газеты «Сталинский путь» за 44‑й и последующие годы. Но в них более поздняя информация о жизни наших земляков уже после освобождения района и о наступлении войск Красной Армии на всех фронтах. Поэтому я воспользовалась другими источниками, например, книгой «Сталин», написал которую академик Академии военных наук России Святослав Рыбас, некоторыми историческими справочниками и повестями военных лет. Хотелось найти что-то такое, что помогло бы тем, кому сейчас пятнадцать- двадцать и тридцать лет, да и самой себе понять, не умом, но лишь сердцем — что такое есть эта дата — 22 июня?<br /><strong>«Поезд был сформирован в Бологом только до Чудово… Пассажиры — в основном женщины с ребятишками-школьниками. На станции Дубцы поезд стал. Серый от бессонницы машинист сказал, что откатит в Малую Вишеру: мост через Волхов разбомбили, в Чудово вот-вот войдут немцы. Кто-то из женщин его осадил: мол, насчёт немцев в Чудово — вражеская пропаганда — за такое в висок получить можно. Машинист посерел ещё больше…»</strong>. Это из воспоминаний одного парнишки, который в августе 41‑го шёл в Ленинград. Там у него была мать, там у него был дом.<br />Станет этот парнишка солдатом — сержантом. Закончит войну в Берлине. В орденах и медалях, шрамах от ран, с заиканием от контузии. А на тот день он ещё выстрелов не слышал, смерти не видел. Возвращался он из деревни, полный нервного страха, рождённого словами и образами, вдруг потерявшими смысл.<br /><strong>«Люди шли по шпалам. Родители возвращали ребят из деревень, куда отправили ещё до объявления войны. И путеец ездил за своей девочкой — наверное, жена его была деревенская… Девочка прыгала со шпалы на шпалу и вскоре устала. Путеец посадил её себе на плечи. Девочка закрывала ему ладошками глаза и смеялась. Он улыбался и целовал ей ладошки. Парнишка замыкал шествие…<br />Самолёт вынырнул из-за леса. Что летит немец, все поняли сразу. Но стояли, смотрели в оторопи и любопытстве к летательному аппарату и к лётчику. Самолет прошёл низко над железной дорогой. Пули расшвыряли щебёнку, отрывали от шпал щепу. Женщины завизжали, бросились врассыпную, подхватив детей. Они падали, зарывались в высокие травы. Самолёт прошёл над парнишкой. Он даже не испугался, только рот открыл. Самолёт ушёл в перспективу и взмыл вверх. В двух шагах от парнишки стоял путеец. Девочки на его плечах не было. Она лежала на шпалах. На правом боку. Руки прижимала к груди. Ноги её слегка согнулись в коленях и скосолапились трогательно, как у всех малышей, когда они спят. Лицо было тихим… У парнишки в голове было черно. Лётчиков он ставил превыше всего — лётчики начинали двадцатый век. Ему хотелось пасть на колени от какого-то всеохватного стыда. «Он же лётчик, — бормотал парнишка…»</strong><br />Почётный академик Академии военных наук России, писатель-историк, автор книги «Сталин» Святослав Рыбас писал: «С 1939 года стали создавать стратегические резервы на случай войны. 18 сентября 1940 года нарком обороны представил Сталину доклад о стратегическом развертывании вооружённых сил на 1940 и 1941 годы. В войне на два фронта (Германия и Япония) СССР мог выставить: 280–290 дивизий, 11 750 танков, 30 тысяч полевых орудий, 18 тысяч самолётов. Внешне всё было вполне удовлетворительно. Но, 18 декабря того же 1940 года, Гитлер утвердил «План Барбаросса» — нападения на СССР. О нём советское руководство узнало через десять дней. Наш разведчик сообщил начальнику разведуправления Генштаба, что война будет объявлена в марте 1941 года. После этого Сталин получал много разноречивой информации о сроках начала предстоящей схватки. Его действия накануне нападения Германии показывают, в каком трудном положении находился Советский Союз. 5 мая 1941 года, например, в сообщении разведуправления говорилось, что «за два месяца количество немецких дивизий в приграничной зоне против СССР увеличилось с 70 до 107». Строились вторые линии железнодорожных путей, склады боеприпасов, аэродромы, бомбоубежища. В тот же день Сталин выступил перед молодыми офицерами, которые отбывали в войска. Вот, что он сказал им: «Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне». Как разительно отличаются эти слова от общего благостного тона официальной пропаганды…<br /><strong>«Солдаты в серых шинелях лежат на озимом поле. Вокруг ростки, миллионы зелёных лучиков. Солдаты похожи на непропаханные плугом кочки, на плешины, куда не легло зерно. Эта картина будет для парнишки впоследствии как бы символом смерти на войне, её безмерности — поле до горизонта и на нём всё кочки, кочки… Но долго эта картина не держится, её взрывает яркий летний день сорок первого года. Девочка, скосолапив ножки, лежит на прогретых шпалах. И голос её обезумевшего отца: «Анечка… Анечка…»</strong><br />8 мая ТАСС опровергло слухи о сосредоточении советских войск на западной границе. На самом деле войска там сосредоточивались. Сталин запретил объявлять всеобщую мобилизацию и приводить пограничные округа в боевую готовность. Однако в приграничные округа Генштаб направил директивы. Предусматривалась вероятность отступления в глубь страны, а также на случай вынужденного отхода — подготовка к эвакуации промышленных предприятий, государственных учреждений, складов. Определялись рубежи обороны. Фактически это было началом скрытой мобилизации. В мае–июне из тыловых округов на стратегический рубеж перебазировали несколько армий и корпусов.<br /><strong>«Вечером мы с матерью пили чай с мармеладом. Мать рассказывала, как горели под Шимском бензохранилища. Отблеск этого пламени отражался на её раскрасневшемся после бани лице… Мать рассказывала, как взлетали бензохранилища в голубое небо и извивались оттуда рыжим дождём, словно продырявилось солнце».</strong><br />14 мая в «Известиях» появилось сообщение ТАСС, целью которого было выяснение намерений немцев и стремление втянуть их в длительные переговоры. В нём говорилось, что слухи о предстоящем нападении беспочвенны, СССР не готовится к войне с Германией, летние сборы и манёвры армии — это рутинное обучение.<br />Официально Берлин никак не реагировал на этот сигнал из Москвы. Но в тот же день Гитлер направил Сталину письмо, смысл которого — заверение, что германские войска, дислоцированные вдоль советской границы — это не угроза СССР, а скрытная их подготовка к операции… на Британских островах. Мог ли такой подозрительный человек, как Сталин, верить подобным заверениям?<br /><strong><img src="images/stories/shimskie/12/Foto 1941-yi.jpg" border="0" title="Граница меж двух времён" style="float: right; margin: 3px;" />«Я ждал мать, но она не возвращалась с окопов. Однажды в гараж пришла женщина с забинтованной головой и рассказала, как погибла моя мать: «Сгорела, на неё бензин фукнул. Она бросилась в воду, и вода, ну, там, куда она бросилась, ещё долго горела…» Кроме мойщицы в гараж вернулись ещё две женщины. И всё…».</strong><br />«В апреле–июне 1941 года в боевую готовность до нападения немцев были приведены 225 из 237 дивизий Красной Армии.<br />Эти действия позволили осуществить практически большую часть мер, предусмотренных всеобщей мобилизацией, поэтому она и не объявлялась, чтобы не давать Берлину новых аргументов. Всего же в мирное время были сформированы все 303 дивизии, запланированные для войны. Было сделано всё главное, что можно было сделать для успешного отражения надвигавшейся агрессии. Но! Советское политическое и военное руководство ошиблись. Они переоценили боеспособность войск, выглядевших по числу дивизий и боевой техники значительно сильнее вермахта. Наши войска были плохо обучены методам современной войны, слабо сколочены, недостаточно организованы. На низком уровне находились радиосвязь, управление, взаимодействие, разведка, тактика… В этом и кроется причина трагедии 1941 года».<br /><strong>«Будучи школьником-пионером я выкалывал «козьёй ножкой» глаза маршалу Блюхеру и маршалу Тухачевскому на портретах в школьном учебнике. Нынче они, уже не враги народа, поворачивают ко мне с газет и журналов проколотые глаза и не видят меня. Мы ослепили их. Нам не приказывали, мы ослепили их сами, по велению сердца. Нам приказывали заклеить портреты бумажкой. Но сердце наше было свободно от Бога. И сильна была наша воля… А замечательная девочка Муза играла на фортепьяно. У неё были чистые-чистые руки и много веснушек.<br />— Здравствуй, я очень рада, что ты живой. Эти негодяи взяли Любань. Я там три лета на даче жила.<br />И тут к нам подошёл Марат Дянкин, назвал своё имя.<br />— Очень приятно, — сказала Муза и, что уж совсем обалдеть, совершила<br />изящное приседательное движение. У Марата покраснели уши. А я сказал, чтобы прекратить курятник:<br />— Немец взял Новгород…»</strong></p>
<p style="text-align: right;"><em>(Жирным шрифтом выделены выдержки из повестей писателя Радия Погодина).</em></p>
«Я люблю довоенных детей и довоенный хлеб. Детей я тогда воспринимал сердцем — контактно. А хлеб просто-напросто до войны был вкуснее».
Этот юбилей не встречают фейерверками и салютами. Он разделил время — на довоенное и послевоенное, людей — на героев и трусов. Мы, родившиеся много позже Победы, ещё кое-что знаем о прошлом по рассказам родителей. Наши дети и внуки и совсем не могут представить и воспринять тот летний день, как чудовищную границу между «до» и «после», растянувшуюся на долгих почти четыре года.