Пятница, 01 ноября 2024

Редакция

И земского врача другие берега

Хирург Сергей Чугунов о профессии и о себе

Мы познакомились с ним как-то спонтанно, случайно, лет семнадцать назад. Я был в гостях у друзей в общежитии ОМЗ, а он там тогда жил в одной из комнат. На общей кухне я не мог не обратить внимания на молодого интеллигентного человека лет двадцати трёх-двадцати пяти, манерами и речью сильно отличавшегося от всех остальных. Неспешные движения, негромкий голос, мягкая улыбка, и, главное, какой-то внутренний свет, идущий изнутри. Появился на несколько минут, произнёс два-три слова, а в памяти отпечатался, и на душе потеплело.

–Кто это ? – спросил я аборигенов общежития.

– Это наш новый хирург, Сергей Александрович Чугунов, – ответили мне.

На работу в ЦРБ с Устюженского шоссе он ходил пешком. Ну, летом в Пестове, понятно – все удовольствия. А как в метель, по железной дороге, надвинув почти на глаза капюшон пуховика, или по бодрому морозцу резвенько? А именно таким я и встречал его. Радушно здороваясь, он, казалось, не обращал внимания плохую погоду, будучи погружённым глубоко в себя. Однажды я заметил проводок наушников, что, таясь, забегал под капюшон. 

– Что слушаете, Сергей Александрович?- спросил я, уверенный, что погружён доктор в пучины хард-рока, гитарные запилы гранжа или путается в сетях психоделики.

– Уроки английского слушаю, – ответил он.

 Как то самое лыко в строку, каждую минуту проводя с пользой для души или тела, а то — и того, и другого, самовоспитывался и самообразовывался доктор Чугунов. И если  в самом начале профессионального пути один из старших коллег как-то охарактеризовал его: «Способный парень, дотошный, аккуратист. Всё делает хорошо, но медленно», то теперь, по прошествии почти двадцати лет, и мы, пациенты, можем сказать, и врачи-профессионалы свидетельствуют: Сергей Чугунов — универсальный хирург, специалист высокого уровня, а потому всем нам очень повезло. С 2000 года он заведует хирургическим отделением, с 2013-го – заместитель главного врача по медицинской части. Коллеги его уважают, дети и старики души в любимом докторе не чают, а этот народ не обманешь. Я же могу присягнуть, что при всей этой ответственности за пролетевшие десятилетия Сергей Александрович не только не стал хуже, не закоснел и не забронзовел, но стал ещё более тонким внутренне человеком, ещё более интеллигентным (хотя, куда уж более…) Кажется, с годами чужую боль он стал чувствовать острее, а не наоборот, как это часто бывает. Он так же внимателен к пациентам, как и в первые дни работы. Так же добр и обходителен, так же излучает внутренний свет,  так же по-детски мягко улыбается. Он стал настоящим уездным, земским доктором, в высоком смысле этого понятия. Какими были Чехов, Вересаев, Булгаков, Таиров. То есть, прежде всего — личностью — масштабной, гуманистической, а уже потом человеком в белом халате, врачом. Я как-то сказал ему об уездном докторе, не зная, обидится он на такое сравнение, или нет.

– Я думаю, любой настоящий врач такое сравнение воспринимает как награду. Ведь дореволюционные доктора лечили не только тело, но исцеляли души, воплощали лучшее, что было в русском образованном, воспитанном человеке, – ответил он.

То, что Сергей Александрович образован и хорошо воспитан, видно за версту, но то, что он «человек книжный», видно ещё раньше.

– Самое первое детское воспоминание о себе, в смысле, когда я себя самого могу вспомнить, это как зимой на снегу отец пишет буквы – учит меня читать. Я начал читать с трёх с половиной лет, и до сих пор это занятие меня захватывает. Я получаю от чтения удовольствие, – рассказывает доктор.

Сергей Александрович — врач во втором поколении. С детства перед глазами самый лучший пример – отец. Замечательный врач-терапевт, прошедший в начале профессионального пути жёсткую фельдшерскую школу. Фельдшер, особенно на селе, должен уметь лечить всё и сразу, ведь именно к нему в первую очередь идут и с переломом, и с ангиной, и с преждевременными родами. То, с чем в столичных клиниках не вдруг справятся узкопрофильные специалисты, фельдшер  обязан в условиях, весьма далёких от идеальных, излечить, хотя бы облегчить страдания больного. Были в фельдшерской жизни его отца случаи почти из классической литературы. Отправился на лыжах к больному в соседнюю деревню. Решил срезать путь – километров пять. Внезапно начался сильный буран, ничего не видно, и молодой человек сбился с пути. Обессилев после бесплодных блужданий по снеговой пустыне, начал потихонечку замерзать. Сквозь завывания ветра пробивался едва различимый звон. «Галлюцинация», – подумал Александр Чугунов, но, собрав волю и остатки физических сил в кулак, медленно побрёл на этот звук. Оказалось, на морозе звенели провода линии электропередачи, по которым молодой медик вышел в деревню, где его отогрели, и всё закончилось благополучно. И этот, и другие подобные случаи не могли свернуть отца нашего героя с выбранного пути, и после службы в армии он поступил в знаменитый 1-й Ленинградский медицинский институт им. И.П. Павлова. Мама Сергея Александровича тоже медик — врач-биохимик. Поэтому не он пришёл в медицину, а медицина сама пришла к нему ещё в самом раннем детстве. Сергей видел и знал не только внешнюю сторону этого дела, но и его изнанку.

– Вы знаете, – говорит доктор Чугунов, – изнанка-то, она ведь тоже очень красивая. Я бы сказал, что медицина — это синтез физики и лирики. Однако, на мой взгляд, лирики больше… Да, да. Почти любая работа нацелена на результат, в нашем деле удовлетворение от того, что делаешь, получаешь и в процессе. Выздоровление больного (после операции, например) протекает по-разному. Иногда что-то идёт не так, как ты ожидал. Конечно, я переживаю, дёргаюсь, меняю методы лечения и т.д. И вот, когда пусть медленно, но этот процесс всё-таки тронулся с мёртвой точки, и  больной другими глазами начинает смотреть на окружающий мир, ты понимаешь, это — победа. Нет, не твоя только, но и самого пациента, и медицины. Победа жизни над смертью, наконец. Конечно, есть и другие примеры, печальные. И это, конечно, истощает. Все мы живые люди. С другой стороны, отрицательный опыт – тоже опыт. В следующий раз, учитывая его, будешь действовать иначе. Цена же врачебной ошибки очень высока — это однозначно.

Мы с вами, уважаемые читатели, забежали немного вперёд. Хотя, думаю, и так уже понятно, что Сергей Александрович окончил медицинский институт, тот самый «первый мед», что и отец. Выбрал он хирургию, потому что склад его характера такой – глубоко гуманистический (хотя, судя по его общению с пациентами, да и людьми вообще, думаю, он и психологом был бы замечательным). Он мог бы работать, например, в Великом Новгороде, но предпочёл Пестово, где без малого двадцать лет лечит нас с вами, делает операции, спасает жизни. Он любит хирургическое отделение, доволен работой среднего и младшего персонала. С уважением говорит о коллегах-учителях, которыми теперь руководит: Владимире Панове, Михаиле Федюшкине, не так давно ушедшем из жизни Валерии Гаврилове.
В любой профессии, в любой работе происходит то, о чём Маяковский говорил: «Приходит страшнейшая из амортизаций — амортизация сердца и души».
Я знаю учителей, которые дежурно выдают очередную тему урока, журналистов, автоматически пишущих бездушные статьи, даже священников, для которых их высокое служение стало ежедневной рутинной работой. Привыкаешь ко всему. Даже к боли, к крови, к смерти. Как избежать этой амортизации души? Какой рецепт может выписать нам  доктор Чугунов?
– У каждого человека это по-своему происходит. Если говорить о каких-то совсем уж общих вещах, то, безусловно, у представителей  нашей профессии должен быть крепкий и надёжный тыл. Многие уходят из медицины и успешно реализуются в совершенно иных областях, – говорит Сергей Александрович. – И это хорошо. Значит, они, в конце концов, сделали честный выбор. Значит, быть врачом у них нет ни сил, ни желания, ни, видимо, призвания. Есть другие, которые, при всех издержках нашей профессии, не уходят из неё, несмотря на то, что давно на пенсии. Продолжают помогать людям. Значит это что-то в самом человеке, в его душе. В психиатрии (в большей степени этой проблемой занимаются на Западе) даже специальный термин для этого явления существует – «выгорание». Хотя, должен заметить, в нашей работе нет однообразия. Одна и та же патология у разных людей  сопровождается порой настолько индивидуальными нюансами, что диву даёшься. Нужно постоянно быть собранным, в режиме ожидания, так сказать. Кроме того, когда человек болеет, он начинает вести себя совершенно иначе. Он становится настоящим. Всё наносное уходит. И вот тут этим человеком начинаешь просто любоваться. Конечно, есть люди слабые, и никто их не осуждает – всё понятно. Но бывают человеческие примеры, на которых сам учишься. Они помогают понять, что в жизни главное.

 А главное в жизни Сергея Чугунова — это, безусловно, и работа, и семья, и масса увлечений. Вообще его много что радует. Пробежка на лыжах по хрустящему снегу или на роликах по окружённой соснами трассе. Это не столько спорт, сколько выброс ненужной энергии, своеобразное успокоительное от сердечных волнений, которые при столь специфической  работе возникают довольно часто. Ведь врач, как и священник, журналист, не перестаёт быть таковым по окончании рабочего дня. Помогают отключаться от работы прогулки по лесу, охота, рыбалка. И, конечно же, литература. О книгах, писательских стилях и приёмах можно говорить с Сергеем Александровичем бесконечно. Это будет захватывающе, интересно, эстетически «вкусно». Столь многое в литературе его притягивает, что он с трудом сможет назвать любимого писателя. Толстой и Пелевин, Есенин и Набоков – такие разные, но одинаково любимые.

– Всё-таки, наиболее мне близок, наверное, Владимир Набоков. Я случайно прочитал его биографическое произведение «Другие берега», и оно произвело на меня неизгладимое впечатление. Набоков своими словами, стилем, языком, филигранной работой со словом сумел выразить не только мои мысли, но и чувства, и ощущения, и впечатления, вызвать ассоциации.   После этого он вошёл в мою жизнь глубоко и надолго. Не знаю, понял бы он меня, но я Набокова понимаю.

– А ещё Сергей Александрович понимает больных, понимает, что на дворе не самое благоприятное время для медицины вообще, и районной, в частности. Понимает, что изменились отношения врач — пациент, и много ещё чего. Однако он оптимист и знает, что рано или поздно эта ситуация переменится. Как сказал недавний именинник Пушкин:

Сердце в будущем живёт; 

Настоящее уныло: 

Всё мгновенно, всё пройдёт; 

Что пройдёт, то будет мило...             

 

Алексей ВИНОГРАДОВ, фото автора

Опубликовано 11 июня №44-45

РЕКЛАМА

Еще статьи

Юбиляра поздравляет Валентина Ласточкина

«Вижу своими глазами, слышу своими ушами и говорю на своём языке»

Легендарная сольчанка Антонина НИКОЛАЕВА отметила 100-летний юбилей.

Снова в строю

Бюджетная комиссия проекта «Народный бюджет» еженедельно встречается для работы с новыми инициативами.

Свершилось!

Долгожданное событие

На улице Дружбы, 6 состоялось торжественное открытие студенческого общежития

РЕКЛАМА

РЕКЛАМА