«Один праправнук (через два месяца их будет уже два), 15 правнуков, 18 внуков и одиннадцать детей...», — вот с этого и начался у нас разговор с седовласой, не по годам жизнерадостной и «быстрой на ногу» женщиной
Трофимова (Степанова) Ирина Степановна родилась 27 апреля 1923 года в деревне Михеево Кабожского сельсовета Мошенского района. Хоть и родилась Иришечка вблизи озера Великое, но побегать и покупаться в водах этого чудесного озера не пришлось. Через год после её рождения скончалась мать Наталья Васильевна, а отец Степан Семенов вскорости сошелся с другой женщиной. Там были свои дети, поэтому, не прожив и года с мачехой, маленькая белокурая девочка была отвезена временно на хутор в полутора километрах от деревни Сергино Фишинского сельсовета к деду Василию Михайловичу по деревенскому прозвищу «Волк» и бабушке Дарье Михайловне, которые были родителями так рано ушедшей из жизни матери. Едва исполнилось Ирине шесть лет, как в 1929 году деда раскулачили, отобрав оба дома, два сенника (большие сараи для хранения сена), телегу на «железном ходу», плуги, бороны и прочий хозяйственный инвентарь, всё зерно, «зачистили коров». Их было пять, клички которых Ирина Степановна помнит до сих пор. Посторонних работников в хозяйстве никогда не было, справлялись своими силами: дед, бабушка, трое сыновей да маленькая внучечка. Два старших сына Алексей и Федор сложили свои головы за Отечество в Первую мировую войну, следующие двое, Михаил и Григорий, — в Великую Отечественную, а последний, Иван, простыл на лесозаготовках и умер от воспаления легких. Семья из шести человек несколько лет прожила в «наземочке» — маленькой избенке, служившей раньше столярной мастерской.
В восемь лет пошла в школу в деревне Сергино. Интересно и весело было в школе, но учиться пришлось недолго: после второго класса дед сказал: «Хватит обутку трепать попусту. Читать, писать умеешь, и хватит. А теперь садись за прялку». Так с десяти лет и пришлось Иринке трудиться по-взрослому: день в огороде, в поле, а вечером за прялку садилась и при свете уж очень быстро сгорающей лучины выполняла «норму», то есть выдавала клубок пряжи. Дед лично осматривал её работу и частенько ворчал: «Питуху задавиться нечем (клубок ниток напряла маленький), а укройку (кусок хлеба во всю ширину буханки) оплетет».
Подрастала, работала за двоих, а по вечерам хотелось сбегать к подружкам, побыть на посиделках. Но норма увеличивалась, и редкий вечер радовал молодую девушку встречей со сверстниками. В середине 30‑х годов дед Василий Михайлович купил настоящую избу с баней в деревне Сергино и жить стало веселее, особенно в летнее время. Всякие случаи бывали: и медведя приходилось встречать в дремучих новгородских лесах, и петуха «клеватого» из лап лисицы отбирать, и от соседских пчел при прополке своего огорода отбиваться. А был даже случай, связанный с рыбалкой. Как-то бежала росным утром вдоль реки и увидела, что с наживки возле обрывистого берега спущена вся бечевка. Любопытство взяло верх над страхом, что хозяин рыбацкой снасти её «застукает», и Ирина потащила бечевку. И радостно, и страшно было, но на скошенном лугу уже «плясала» двухкилограммовая щука. Что делать? Что посадить на крючок? И здесь попалась на глаза прыгающая зеленая лягушка. Как заправский рыбак, Иришка насадила лягушку на крючок и «задами» побежала домой. Со страхом подходила на следующее утро к месту вчерашней «кражи» и вдруг увидела, что их сосед дядя Ваня возится под берегом реки. И тут увидела, что снизу на обрывистый берег полетела большая широкая рыбина. Оказалось, что сосед вытащил огромного леща. Тогда девушка всё ему рассказала, а он весело и по-доброму поблагодарил Ирину за сметливость. Огромное облегчение испытала девушка. С веселой песней она побежала дальше на свой покос...
Не до песен вскоре стало, когда однажды под вечер колхозный бригадир сообщил, вывозившим со дворов навоз колхозникам о том, что началась война. Взрослые сразу как-то сникли, мужчины постарше смачно выругались в адрес захватчиков, а несколько женщин надрывно заплакали и бросились бежать домой.
На следующий день многих мужчин и парней построили посредине большой деревни и повели по пыльной дороге в сторону Мошенского, а женские крики и плачь заглушили птичьи трели. Даже обычно гомонящие под «застрехой» ласточки и воробьи примолкли. Малолетки стояли растерянные. Не знали, что делать, куда себя деть. Но на третий день войны «позаботились» и о девчонках: шестеро, в том числе и девочку пятнадцати лет от роду, отправили в деревню Хоромы за город Боровичи на отрывку окопов, противотанковых рвов, ямок для установки каких-то больших мин. Ирину, которой на начало войны было уже полных восемнадцать лет, назначили бригадиром. На очередной день каждая девочка получила задание, и ни жара, ни дождь не могли помешать выполнить суточную норму. Принимал от бригадира работу молоденький военный, не раз с интересом и нежностью поглядывавший на симпатичную высокую блондинку.
Усталые и голодные поздним вечером падали на подстилку из еловых лапок и травы в огромной будке, сплетенной двумя стариками из ивовых прутьев. Уставали так, что разразившийся ночью грозовой дождь, промочивший юных тружениц тыла до нитки, не мог их разбудить. Утром мокрые и невыспавшиеся по грязи ползли к походной кухне, где кусочек непонятного на вкус хлеба да миска баланды из гречневой или перловой крупы не восстанавливали силы девчонок. Но норма есть норма, и негнущиеся заскорузлые девичьи пальцы вновь обхватывали черенок неподъемной лопаты. Кровавые мозоли лопались, бинтов и каких-либо медикаментов не было, поэтому заворачивали израненные ладони обрывками своей же одежды. Противотанковые рвы копали среди колосившейся уже ржи и переливающегося голубыми волнами цветущего льна. Выброшенную землю тщательно разравнивали и тут же засевали рожью или льном, то есть маскировали выкопанное. Иногда приходили провокаторы: «Зачем здесь копаете, уничтожаете хлеб, лен? Немец всё равно сюда не подойдет». Они и по внешнему виду очень отличались от местных жителей. После двух месяцев работы под городом Боровичи бригаду Ирины Степановны отправили за город Крестцы, где также до поздней осени копали противотанковые рвы, окопы и траншеи. Близлежащими населенными пунктами, расположенными по обе стороны реки, были деревни Парни и Девки. Эти деревни Ирина Степановна вспоминает сейчас с грустной улыбкой: их названия тогда немного веселили.
Полетели «белые мухи», по ночам замерзали лужи и выброшенная накануне земля. Одежонка поистрепалась. Трудно сказать до какого холодного времени пришлось бы копать землю около Парней и Девок, но однажды командование объявило, что фронт приблизился на расстояние в 10 километров, и всем немедленно следует убыть по домам. Да они и сами это понимали, так как уже слышны были далекие глухие разрывы, и неоднократно над ними проплывали армады фашистских самолетов в сторону Ленинграда. Никаких документов ни под Боровичами, ни под Крестцами девчонкам не выдали. Да они об этом тогда и не думали и, прихватив выданную норму хлеба в 200 г, почти бегом бросились в сторону своего дома. А дом-то находился «совсем близко» — в 180 километрах от места работы. Шли пешком четверо суток, ночуя в колхозных сараях или у какой-нибудь сердобольной бабушки. Питались подаянием по деревням, ягодами в лесах и болотах. Силы были на исходе, но всё же на четвертые сутки около 11 часов вечера Иришечка ввалилась в свой дом, в дом своих деда и бабули. У бабушки спросила, что бы поесть? А та ответила, что немного прокисшие щи стоят под лавкой (большая скамейка в деревенской избе). Но она не думала о непригодности предложенной еды и за один присест опорожнила чугунок со щами. Ничего вкуснее во всей своей жизни, чем те щи, Ирина Степановна не помнит!
Месяца не пробыла дома, как отправили в деревню Сосонье Мошенского района на заготовку дров и леса. Суточная норма на двух девчонок равнялась шести кубометрам. Иногда попадалась делянка, где одни кусты да переплетенные черемуховые заросли. Чтобы выполнить норму, приходилось работать до темноты. Жили у старушки Жени в её избушке, а питались продуктами, привезенными из Сергина стариками. То есть питание было своё, одежда и обувь свои. Только пилы двуручные и топоры выдавали. Точили их очень редко, поэтому каждая пара берегла свой инструмент. В Сосонье проработали всю зиму. Хорошо запомнила Ирина возвратившегося с фронта сына хозяйки дома: у него не было верхней части черепной коробки. Какая-то красная тонкая кожа вместо волос, которая равномерно поднималась и опускалась. Жутко было смотреть на этого человека! Не успев надышаться запахами печеного бабушкой хлеба, как с началом весны 1942 года Ирину отправили на строительство железнодорожной ветки Неболчи — Любытино. До поздней осени лопатами возводили насыпь, засыпали впадины, наводили переправы через болотистые места, таскали тяжеленные шпалы, укладывали на них рельсы и забивали костыли неподъемными кувалдами. До сих пор иногда снятся эти черные шпалы, блестящие рельсы и изодранные до крови руки.
Шестого ноября вновь без какой-либо «документины» прибыла в Сергино, а 15‑го ноября уже вновь дорога на 12‑й разъезд возле станции Кабожа Хвойнинского района. До мая 1943 года девушка проработала на лесозаготовках, там же встретила свое 20‑летие. Жила в деревне Ямское у одинокой женщины, которая из своих запасов на юбилей своей «жилички» сварила чугунок картошки да по стакану клюквенного киселя. Тем и отметили временные подружки это событие.
В мае 1943 года попала в город Паша Ленинградской области, где грузили дрова и лес на баржи. Эти грузы по реке Паша и Ладожскому озеру шли в Ленинград и спасали блокированный фашистами город.
Грузили вручную, руки были изодраны в кровь. Главными инструментами были кол да лом, главной двигательной силой являлись загрубевшие израненные девичьи руки. Не дождаться было, когда по сходням нескончаемая вереница девчонок с тяжеленными бревнами на плечах заполнит ими огромные черные трюмы барж. В этом месте уже выдавали кое-какие деньги, лучшим рабочим — даже премии. Вот на такие две премии купила Ирина своему деду дорогой подарок — галифе. Василий Михайлович долго крутил подарок в руках, не решаясь примерить. Видно было, что обновка ему очень понравилось, но, сохраняя напускную строгость, изрек: «Баловство». На загрузке барж проработала два года (1943 и 1944 г.г.).
За три с половиной военных года Степанова Ирина Степановна из девчонки-несмышленыша новгородской глубинки превратилась во взрослую голубоглазую девушку с роскошной соломенной косой. За особое старание на трудовом фронте в годы войны Ирина Степановна постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 12 декабря 1946 года награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 г.г.» и выдано удостоверение «Ветерана Великой Отечественной войны».
Трудно вспоминать без слез годы тяжелейшего труда. Но Ирина Степановна испытывает чувство гордости за себя и свое несгибаемое никакими трудностями и невзгодами поколение. Десять поздравлений от имени президента и пять юбилейных медалей бережно хранит Ирина Степановна в специальной коробочке.
В начале 1943 года на 12‑м разъезде появились первые комиссованные по ранению мужчины из действующей армии. Здесь Ирина и познакомилась со своим будущим мужем и отцом одиннадцати детей Трофимовым Василием Трофимовичем, уроженцем деревни Закарасенье Устрекского сельсовета.
14 июня 1945 года зарегистрировались в деревне Фишино и до ноября 1990 года прожили вместе в деревне Сергино и селе Мошенское. Неустанно трудились в колхозе, растили детей. Радовались увеличению семьи, по которой можно было изучать географию нашей необъятной страны от гор седого Кавказа до берегов Баренцева и Балтийского морей.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1968 года Трофимовой Ирине Васильевне, родившей и воспитавшей 11 детей, присвоено почетное звание «Мать-героиня» с вручением нагрудного знака «Золотая звезда». А за долголетний добросовестный труд в 1976 году награждена медалью «Ветеран труда» — за 51 год трудового стажа поработать пришлось по-разному: по общему колхозному наряду, полеводом, дояркой, сторожем, телятницей, скотницей. В её трудовой книжке записано, что трудовую деятельность начала она в колхозе в 1936 году, то есть в возрасте 13 лет. Трудно современному человеку, особенно молодому, поверить в это. Но всё было именно так!
Никогда не унывающая Ирина Степановна с радостью и в полном здравии встречает свое 92‑летие и 70‑летие Великой Победы. Самостоятельно управляется с дровами и печкой, хлопочет по дому и на огороде, с удовольствием собирает грибы и ягоды. Жалеет только, что глаза стали подводить.
Геннадий АЛЕКСЕЕВ
Фото из семейного архива
