В наше тревожное время каждый живущий на земле человек должен сделать всё возможное, чтобы не повторились ужасы 1939-1945 годов. Люди, помните! Война – это смерть, горе, слёзы, разруха, голод, разрушенные семьи и поломанные судьбы! Подлинная история семьи Александры Николаевны и Степана Ивановича Кононовых этому подтверждение.
Александра
На небольшое село Оскуй наступали сумерки. Стояла тишина, и казалось, что здесь никто не живёт, дома пустые. Но, подойдя поближе к дому, можно было разглядеть в окне тоненькую полоску света. В избах теплилась жизнь.
Александра укладывала детей спать: сначала десятилетнюю Зину и восьмилетнюю Надю, потом пятилетнюю Галю и прилегла к двухлетнему Вите. В углу что-то шептала её старенькая мама Анна. Спать не хотелось, на душе было тревожно, в голову лезли мысли. Как жить дальше? Что будет с ними? Как и чем накормить завтра детей?
Вспомнился любимый муж Стёпушка. Как он там, на фронте? Как дружно, любя друг друга, жили они до войны! Шура занималась домом, детьми, Стёпа был единственным кормильцем. Каждый день она провожала мужа на работу на сплавучасток. Домой он возвращался усталым, но весёлым. Стёпа очень любил жену и детей. Часто вечерами он падал от усталости на пол, и дети сразу начинали кричать, кувыркаться, играть с отцом. Потом затягивал песню: «Лейся, песня, на просторе, не скучай, не плачь, жена. Штурмовать далёко море посылает нас страна…» Иногда песня была грустной: «Вот когда я умру, похоронят меня, и родные не узнают, где могилка моя…» (Не знала она тогда, что слова песни станут пророческими. В 1943-м она получит известие о без вести пропавшем Кононове Степане Ивановиче в боях за Синявинские высоты под Ленинградом). Хоть жили они бедно, но такие семейные вечера согревали душу, вселяли надежду на лучшее будущее.
22 июня 1941 года. Всё село собралось у сельсовета, где было объявлено о начале войны с гитлеровской Германией. Сразу же Шура стала собирать мужа на фронт. Всем селом провожали мужей, сыновей до железной дороги. Степан у вагонов расцеловал жену, детей и сказал: «Не переживай, Шура, за меня, я вернусь, береги наших детей». Бабы голосили, глядя вслед уходящему поезду…
Её мысли перебил гул, доносящийся откуда-то издалека. Шура прислушалась. Гул нарастал. Вдруг пришла мысль: «Это же немецкие самолёты летят, бомбить будут!» Она быстро схватила маленького Витеньку на руки, ещё не спавшим девочкам приказала следовать за ней. Выбежав из дома, Александра на миг растерялась. Куда бежать? Направилась в соседний двор, где за домом Бочкарёвых была вырытая когда-то солдатами землянка, в которой скрывались целыми семьями: и Бочкарёвы, и Минкины и другие. Уходить из дома приходилось ежедневно, бомбили и днём, и ночью. Где-то поблизости уже гремели взрывы, земля дрожала, но падали бомбы в основном в реку Оскуй. Александра шептала: «Господи, спаси и сохрани!» Дочки прижимались к её ногам – им было не так страшно, ведь рядом мама. Старшенькая Надежда, слушая маму, тоже воскликнула: «Слава тебе, Господи!», – но строгий мамин голос оборвал её: «Говори как я: спаси и сохрани, Господи!» Наконец, гул утих. Смерть прошла мимо. Вдруг вдали осветило лес, это за деревней загорелась рожь.
Незваные гости
В середине лета заговорили, что немцы наступают. Всё село на телегах переехало в затерявшуюся в лесу деревню Шарья. В одной избе ютились по три-четыре семьи. Но немцы пришли по железной дороге и вступили в Шарью раньше, чем в Оскуй.
Весть, что идут немцы и будет бой, быстро распространилась по деревне. Около леса в картофельной яме укрылась почти половина жителей. Женщины, дети, старики сидели, плотно прижавшись друг к другу, так что слышно было дыхание соседа. Послышался нарастающий гул приближающихся машин. Все замерли, думая о смерти. Не боялись только дети, ведь они с мамами, которые их защитят. У леса кто-то оставил привязанную лошадь, и немцы открыли автоматную очередь по ней, думая, что там партизаны. Уж очень боялись их!
Из крайней избы выбежала навстречу немцам смелая женщина. Она стала умолять их ради Христа не стрелять. Показывала руками, что там, в яме, маленькие дети и ни в чём не повинные люди. Немцы подошли к яме, наставили дула автоматов и закричали: «Русс, хенде хох!» Это был не карательный отряд, и смерть снова, в который раз, прошла мимо.
Александра с детьми решила вернуться домой, зная, что в селе стоят немцы. Они заняли дом, а семье разрешили ночевать в маленькой комнате на полу. Один немец жестами показывал, что у него тоже остались там далеко маленькие «киндер», он давно их не видел, скучает, и угощал детей шоколадом. Вскоре эти немцы ушли, пришли другие. Александра поняла, что они боятся не только партизан, а ещё и русских морозов: нашли в избе валенки, повязали на пилотки шарфы. Но больше всего они боялись больных, поэтому Шура говорила фрицам, что в доме больной человек, и указывала на лежащую бабушку, свою мать.
Дальняя дорога
В конце лета 1942 года райвоенкомат (располагался в д. Рогачи) принял решение об эвакуации населения из прифронтовой полосы. Кругом была разруха, голод. Рядом, в с. Грузино, г. Кириши – передовая. За рекой Оскуй, в лесу, стояли наши зенитки и отбивали натиск врага. Мост на Будогощь, Тихвин был взорван. Наши, отступая, поставили временный понтонный.
Александра приняла решение ехать с детьми в Сибирь. Собрали свои нехитрые пожитки и вместе с другими односельчанами сели в вагоны на 13-м километре. Вагоны прицепили к поезду, и эшелон, полный стариков, детей, двинулся в дальний путь. Ехали около двух месяцев, часто стояли на запасных путях, пропуская эшелоны с танками, орудием, продовольствием на фронт. В такие минуты Александра вспоминала своего Стёпу и долго-долго смотрела вслед уходящим на передовую поездам. Так бы и поехала к нему, да дети удерживали.
Горе следовало одно за другим. Двухлетний Витя заболел дома накануне и на подъезде к Будогощи умер. Медицинской помощи было взять неоткуда, все на фронте. Шура завернула маленькое тельце в беленькую простынку и вместе с близкими людьми, детьми отнесла на кладбище. Выбрали место под берёзкой, вырыли ямку и похоронили. Слезам не было конца. Одна пятилетняя Галенька, ещё по-детски не понимая происходящее, тихонько радовалась. Ведь теперь она будет спать, прижавшись с маме, ощущая её тепло.
Перед Тихвином ночью услышали гул самолётов, яркие прожектора осветили небо. Фашисты начали бомбить эшелон. Все думали, что это, наверное, конец. Только Зине и Наде не было так страшно, с ними ведь мама! Но и на этот раз смерть прошла мимо.
Но беды на этом не закончились. В дороге заболела водянкой Галенька. Больно матери было смотреть на умирающую дочурку. Перед Омском девочка умерла. Зина и Надя притихли и наблюдали, как убитая горем мать одела Галеньку в платьице, обула ботиночки, пригладила волосы, поцеловала, завернула, как Витеньку, в простыню и понесла на вокзал, куда выносили всех умерших в поезде. Ей не пришлось похоронить дочь самой – кладбище неблизко, а надо ехать дальше. Александра долго не могла оторвать от себя недвижимое тельце дочери и положить в незамысловатый гробик. Она просила дедушку, который должен быть отвезти и похоронить умерших людей, похоронить дочь отдельно, надеясь, что когда-нибудь приедет на могилку. Александра потом часто плакала, вспоминая своих детей: Галеньку, Витеньку и Борю (он умер от ожогов, опрокинув на себя горячий самовар, ещё перед войной). Она проклинала войну, фашистов за всё то горе, которое испытала, за то, что разлучили её со Стёпой, детьми. Слёзы сжимали горло, не давали дышать.
Сибирь-матушка
Поезд с эвакуированными переехал большую сибирскую реку Иртыш и подошёл к сортировочной станции Марьяновка. Потом людей повезли в п. Шарбакуль, а оттуда распределили по деревням. Односельчане погрузили всё на телеги, запряжённые быками, и поехали. Перед ними раскинулись сибирская степь, хлеба кругом.
Александра с детьми поселилась в д. Дубровка Шербакульского района Омской области. Местные жители встретили приезжих настороженно. В их глазах читалось: «Зачем приехали, там и жили бы... » Первую зиму прожили кое-как, меняли одежду на еду, соседи, жалеючи детей, приносили молоко, картошку. Весной собирали колоски, сделали самодельные жернова, где протирали зёрна, собирали ягоды. Однажды, поев баланды с земляникой, женщины запели свои любимые песни. Баба Нюша воскликнула: «Слава Богу! Эвакуированные запели!»
На второй год посадили огород. Шуру пригласили работать уборщицей в школу. Зина училась там в 3 и 4 классе, Надя – во 2, 3, 4 классах. В соседней Кутузовке было 6 классов, но Зина не пошла дальше учиться, а сразу начала работать наравне со взрослыми. В совхозе не хватало рабочих рук, надо было убирать, сортировать, сушить зерно вручную лопатами. Всё грузили на машины, повозки и везли на приёмный пункт в район и отправляли на фронт.
Баба Настя научила Шуру прясть, вязать. Местные жители держали много овец, но шерстью не занимались. Александра вечерами таскала шерсть, пряла на самодельных веретёнах (даже пальцы были стёрты), вязала носки, тапки, косынки, шали, кофты. Магазинов не было. Все вещи обменивались на продукты: молоко, картошку, хлеб (местные жители сами пекли хлеб на деревянной лопате в печи). Так и жили. У Александры появились подружки. Оказалось, что сибиряки – люди добрые, работящие, весёлые. Так, день за днём прошло более трёх лет.
Возвращение
Однажды женщин собрали и объявили, что война закончилась. Все радовались, бабы плакали, а эвакуированные заговорили о возвращении домой. Дома было очень голодно. У Нади от голода пухли ноги, выжила она только благодаря лепёшкам из крапивы. Надя даже ловила ракушки в речке, собирала в банку, варила и съедала, пока мама и сестра на работе с утра до вечера. Мама Шура, приехав, заменила мужа на сплавучастке. Никакой работы она не боялась. На баржу грузила лес, на сетке сортировала или топляк таскала из речки (древесины не хватало, стране нужны были кубометры и кубометры леса). Особенно тяжело приходилось зимой: надо было вырубить прорубь, натаскать лес-топляк на лёд. Рукавицы покрывались льдом, с трудом снимались с рук. Ещё больше замерзали ноги. Шура помнила слова из последнего письма Степана в Сибирь, где он просил: «Александра, я тебя очень прошу, сохрани для меня Зину и Надю». Чтобы детей вырастить, надо было работать. Пенсии в 37 рублей 88 копеек не хватало. Завели корову, посадили огород. Постепенно жизнь налаживалась.
Послесловие
В начале войны гадалка предсказывала Александре дальнюю дорогу, смерть двоих детей и говорила: «Вы будете думать, что муж погиб, но он вернётся». Но чуда не произошло, домой Степан так и не вернулся, ещё в Сибири пришло сообщение о нём, как о без вести пропавшем в ожесточённых боях за Синявинские высоты блокадного Ленинграда.
Ныне живущая Надежда Степановна вспоминает: «Мы отца очень ждали. Мама внушала: не может быть, что отца нет. Замуж больше не вышла, хотя сватали её не раз. Всю жизнь ждала своего Степана».
Имя Кононова Степана Ивановича высечено на мемориальной плите мемориала «Вечный огонь» в г. Чудово. Вечная слава героям Великой Отечественной войны!
Надежда КИРИЛЛОВА, фото из семейного архива
Опубликовано в газете "Родина" от 7 мая 2015 года
