(Окончание. Начало в № 16 от 8 мая)
Возвращение домой
Жалко было латышам расставаться с Грозецкими, уж больно полюбили они маленькую русскую девочку. Но делать нечего, справили их в дорогу, ничего не пожалели - ни одежды, ни еды.
Возвращение домой Любови Ивановне запомнилось потерей брата Юрки на железнодорожной станции. Как потом выяснилось, убежал он на местный базар и, не смотря на свой маленький возраст, сумел каким-то чудом найти дорогу обратно.
В родной Рямешке их семью никто не ждал - родственников нет, и дом сгорел. Всё добро - что из Латвии с собой привезли. Выделили им комнатку в четырёхкомнатном доме, где кроме стен ничего больше не было.
- Спать и то не на чем, - вспоминает моя собеседница. - Накосила мама травы, высушила, в этом сене и спали. Укрывались тоже, чем придётся. Первое одеяло я уже лет в тринадцать сама сшила. А какой голод наступил, трудно даже представить. Я уже, как говорится, на смертном одре лежала - ни есть, ни пить не могла. Но как-то выкарабкалась.
А дальше ещё хуже. Вспоминать те времена нашей героине до сих пор очень горько и стыдно, потому как пришлось их семье выживать, как получится. Сначала они отправились в Псковскую область в надежде на то, что найдут хоть какую-нибудь работу, или приютит их кто-нибудь на время. Да так ничего и не нашли и вернулись обратно.
Тогда мама Любови Ивановны нанялась пасти коров в Комарове, а она, ещё несмышлёная девчонка, - овец, в деревне Подмошье. В первый же день на овец напал волк, и мама забрала её домой.
- Слава Богу, вскоре нашлась работа в деревне Гора. Всей семьёй мы пасли коров, а жили то в одном, то в другом доме – в общем, там, где добрые люди приютят.
Так лето и прошло. Осенью настала пора идти детям в школу, и Грозецкие вернулись в Рямешку. Мать устроилась на работу, но денег всё равно не хватало. Пришлось ребятам ходить по соседним деревням и просить у людей хлеба. Буйно, Березицы, Большая Уторгош, Уторгош - таким был их ежедневный маршрут. А иногда садились они в грузовой поезд и ехали до Сольцов, где жили троюродные сёстры. Бывало, оставались там ночевать, а на утро обратно - домой. Из Сольцов обычно привозили еды побольше, а если очень повезёт то и тряпки – одежды ведь тоже практически не было.
Счастливый коробочек
Как-то ушла мама на работу, лён тягать, а дома хоть шаром покати - нет ни крошки. Вот Люба брату и говорит: «Пошли за гоноболью. Ягод наберём, в Уторгоши продадим, хоть буханку хлеба купим».
До ягод этих больше двух километров надо было добираться. Они в лес пришли, ведро гоноболи набрали и на Уторгош отправились. А до неё ни много, ни мало ещё 17 километров. Идут они, один другого меньше, и тяжёлое ведро вдвоём на палке тащат. Как до Березиц дошли, решили передохнуть немного. Смотрят, на земле спичечный коробок валяется. Люба его подняла и дальше отправились. Шли, шли, опять устали, да и коробок уже весь в руках измялся. Остановились и решили посмотреть, много ли в нём спичек. А там и не спички вовсе, а сто рублей прежних денег. Усталость у ребятишек как рукой сняло, до Уторгоши, аж бегом побежали.
- Распродали мы эту гоноболь, не помню даже как, совсем дёшево, - говорит Любовь Ивановна, - набрали мешков у знакомых и накупили на эти деньги еды всякой – хлеба, песка, масла постного и другой вкуснятины. А тут как раз и машина в нашу сторону едет. Нас до деревни со всем этим добром и довезли.
К дому подошли, и мама с работы возвращается – еле идёт от усталости. Мы ей кричим: «Смотри, что мы купили!». А она сначала глазам своим не поверила, а потом, как зарыдает.
В тех материнских слезах было всё - и отчаяние, и жалость, и радость. Разве можно передать словами эмоции отчаявшейся одинокой женщины с двумя малолетними детьми на руках. Да и понять может лишь тот, кто это пережил когда-то. Хотя таких испытаний даже врагу не пожелаешь.
Безотцовщина
После войны трудно было всем без исключения, а тем, кто остался без хозяина в доме – хуже в разы. Об этом Любовь Ивановна знает как никто другой.
- В нашей деревне почти все мужики с фронта вернулись, кроме троих - в числе которых и наш отец. За него нам с Юркой от государства по костюмчику дали и начислили 50 рублей пенсии - по 25 на иждивенца. А это разве деньги? Мыла купи, соли купи, керосина купи, так ничего и не останется. Поэтому жилось очень трудно. Иногда от голода даже разум мог помутиться, и провалы в памяти случались.
Однажды пришла к одной женщине, та мне кусочек хлеба дала. Я вернулась домой, немного поспала и обратно к ней пошла. Она удивилась и говорит: «Ты же, доченька, у меня недавно была», а сама мне снова хлебушек протягивает. А я этого совсем не помнила.
Мама Любови Ивановны, в свои сорок с небольшим лет очень сильно похудела и постарела. Из-за такой жизни у неё начались проблемы со здоровьем, но она, не смотря на это, бралась за любую работу, чтобы только ребятишек прокормить.
- Я и сама около девяти лет пастушкой отработала в детстве, - продолжает она свой рассказ. - А с тринадцати - работала в поле, боронила землю на быках. Однажды послали меня в лес за дровами, а заготовку сделали такую большущую, что быку с места не стащить. Он до чего, до дёргался, что дровни провалились, оглобли вырвались - так от меня домой и убежал.
А в пятнадцать лет Любовь Ивановна попала на сплав. Председатель колхоза сказал, якобы она рослая очень, и меньше шестнадцати ей на вид никак не дашь. Сказал и отправил вместе с ещё тремя местными девчонками в посёлок Плашкино Чудовского района. Там молодым и неопытным доставалась самая тяжёлая работа - приходилось грузить огромные баржи. Два метра в трюме и два сверху.
Зарплата на сплаве была мизерной, в основном давали еду под запись в магазине при леспромхозе. Вместо сахара использовали сахарин. Одну таблетку в чай бросишь – не сладко, а две – горько.
Проработала там Люба несколько месяцев, а потом сбежала с такими же молодыми девчонками, не дождавшись расчёта. От такой работы и питания домой приехала вся в чирьях, до тела не дотронуться.
Вернувшись в родные места, помогала матери пасти коров, а по вечерам на танцы бегала. Очень уж она петь и танцевать любила.
- Помню, купила себе первые парусиновые туфли и две банки гуталина. Намажу их толстым слоем, высушу, а потом снова натру. Через некоторое время они у меня как кожаные стали. А вместо чулок, сказать стыдно – голубые мужские кальсоны. Кто-то посмеивался, но многие также одевались.
В восемнадцать лет Любовь Ивановну опять на лесозаготовки отправили, в посёлок Кукуево Боровического района. Там она встретила своего будущего мужа и начала самостоятельную жизнь. Так её детство и кончилось, по сути, и не начавшись.
Лёгкой жизни у нашей героини никогда не было, но вспоминать годы своего детства и юности она без слёз до сих пор не может. Было это всё будто в страшном сне, и не с ней вовсе. А ведь похожие судьбы прожили миллионы рождённых в тридцатые и сороковые годы детей. Выживали они как могли, и работали наравне со взрослыми.
- Я не говорю, что труженики тыла или малолетние узники фашистских концлагерей не достойны звания ветеранов Великой Отечественной войны, - говорит Грозецкая. - Но разве детям, пережившим оккупацию, жилось легче или сытнее? Всем нам – забытым детям войны.
Елена ГОЛУБЕВА
Фото автора
Опубликовано в газете 22 мая