<p>Слово за слово, воспоминание за воспоминанием — так и рассказала она историю своей жизни. А за 85 лет жизни она повидала многое.</p>
<p style="text-align: justify;"><strong>Северо-Погост</strong></p>
<p style="text-align: justify;">— У нас до войны школа была наверху, называли Северо-Погост. Окроевские, точинские тоже туда ходили, весело было. Нам там суп варили, картошку нечищенную. Я окончила 4 класса. А потом работать начала. Налоги-то какие были! На молоко, на яйца. Скотинку зарежем, а мясо сами не едим — налоги платить надо. Возили продавать в Дно, в Ленинград…<br />Церковь здесь была хорошая, большая. Её после войны разобрали, и в Славитине МТС построили. Остался только камень: руками потрогаешь — гладкий… И часовенка войну пережила: немцы всё сожгли, а она осталась. Я раньше часто туда ходила, помолиться, могилки прибрать. Когда на пенсию вышла, купила себе заранее тёс на гроб и крест. А как сгорела наша часовенка, попросила дачников крест на том месте поставить, чтобы память была. А мне поставят — так поставят, а нет — так и нет…<br /><strong>«А потом они пришли…»</strong><br />Война стремительно ворвалась в эти места. Как вспоминает Олимпиада Фёдоровна, сначала появились разведчики на мотоциклах, потом «привалило их». На Погосте устроили немецкий штаб, стали строить, рыть бункера. Молодых девчат заставляли помогать на кухне.<br />— Откуда-то картошку от скобарей возили, там в ямах была зарыта. Нас заставляли чистить. Я картошку хорошо умею чистить. У них толстую шкурку не возьмёшь, они срезают тонко, экономно. А оттуда идём, супу дают нам.<br />Не раз Олимпиада Фёдоровна видела гибель советских людей. Рассказала о гибели партизан-разведчиков, что шли в белых полушубках низом вдоль реки. Их всех немцы расстреляли прямо с вышки.<br />— Здесь много схоронено. У мочила убили трёх партизан. Их сначала привязали к лозинам. Они стояли, сердешные, а немцы папиросами бороды им жгли. Потом повесили. За Кривицами баба схоронена. Возле скотного двора в Кривицах в котловане ещё двое похоронены. Видела, как заставили фекинского мужика разуться, яму вырыть, а потом его застрелили…<br />В 43‑м немцы нас в Литву эвакуировали. Было 21 ноября, Михайлов день. Запрягли телеги, погрузили на них свои вещи. У нас ещё брат мой слепой на телеге ехал. А из Литвы меня отправили в Германию, где я работала на подземном военном заводе. Освободили нас американцы. Предлагали уехать к ним, но мы вернулись домой.<br /><strong>«Изёбка» на пепелище</strong><br />На родине их встретила разруха: сожжённые деревни, разграбленные хозяйства, голод.<br />— Построили изёбку из лозины… Мох собирали и ели… Мы и в лесу работали, и дворы ставили сами. Дрова возили, пилили их, кололи и для школы, и для стариков. Стали поля сеять. После войны землю обрабатывали как свои огороды: канавки прорывали, чтоб вода не стояла, навоз на санках в поле возили, куриный помёт собирали, золу. Жали руками, лён тягали руками. За зерном в Волот ходили. За один день не управишься, ночевали в Никулине, Кованцах, а утром опять идём. Весело было, артелью идём, песни поём, молодые ведь. Молодёжи-то тогда много было.<br />Не сложилось и женское счастье — «мужик помер от вина, только год и прожили. Сыну всего 17 дней было». Осталась Олимпиада с грудным ребёнком на руках и старенькой матерью. Работала в поле, подменяла доярок на ферме, держала скотину, сено косила сама и рукодельничала: до сих пор она бережно хранит вышитые рушники, вязаные скатерти и подзоры.<br />— Замуж звали, но не пошла. Тут мой дом, хозяйство. Лес рядом. Я за ягодами любила ходить, вёдрами носила. Пчёлами любила заниматься.<br />Хоть и берёт возраст своё, а не сидится на месте Олимпиаде Фёдоровне. Недавно за грибами сама сходила.<br />— Взяла палку и с молитвами, чтоб не заблудиться, пошла. Полкорзины набрала, больше не принести. И в прошлом году раз ходила.<br /><strong>Много ли для счастья надо</strong><br />Олимпиада Фёдоровна не жалуется: пенсия хорошая — на жизнь хватает; автолавка три раза в неделю продукты привозит — выбирай, что душе угодно; на огороде всё выросло — припасы на зиму есть. «Продавец автолавки Анна — хорошая, без неё пропали бы. Осенью и зимой машин-то нет, а она лекарство привезёт, какое закажешь». Единственное её пожелание — чтоб не забывали про стариков, чтоб медработники почаще приезжали. Действительно, много ли старикам надо?! Чтобы помнили, да не обманывали. А если уж что-то обещают, чтоб выполняли обещания.</p>
<p style="text-align: right;"><strong>фото автора</strong></p>
Судьба Олимпиады Фёдоровны Яковлевой схожа с судьбами тысяч её ровесниц, на чью долю выпали тяжкие испытания.
Дорога, ведущая из райцентра, заканчивается в деревне Заречье. На единственной деревенской улице стоит дом, где живёт героиня моего рассказа. Возле её дома бродит конь, пощипывая траву. В сенях сложены рамки из ульев. Хозяйка встречает меня приветливо.— Проходи, дочка. Мне с утра нездоровилось, прихватило так, что заговариваться стала. Спасибо соседке. Она померила давление, сказала, что это сердце болит, и дала таблетку. Сейчас уже получше...