– Вот как в старину определяли, подошла земля или не подошла, можно пахать или ещё рано? – лукаво смотрит на меня Николай Иванович. Пытаюсь изобразить из себя знатока и лепечу что-то про содержание влаги в почве.
– Нет, не то, – смеётся Николай Иванович.
– А дело было так... – собирается он с мыслями. – Сам помню, когда мальчонкой был. Брали под микитки самого наистарейшего старика в деревне, сымали с него портки и задницей садили на землю. Если чуял дедок холод, то говорил: «Рано», а если нет, то кивал – можно начинать. Вот так-то!
– Это если рожь, пшеничку или ячмень – холодная земля губит молодые ростки. Поэтому, по приметам, нельзя сеять пшеницу прежде дубового листа, – продолжает растолковывать Николай Иванович чугуноголовому городскому пижону в джинсах. – А с овсом всё наоборот – этот холода не боится и любит влагу. Поэтому старики и говорили: «Сей овёс в грязь, будешь князь», «Пришёл Евсей, овсы отсей»...
Мы стоим с Николаем Ивановичем Филипповым на свежевспаханном поле за его родной деревней Знаменкой возле вкось и вкривь разъезженной тракторами дороги на Заборовье. Весна, солнце припекает со всех сторон, тепло прёт, кажется, изо всех щелей, а он говорит, что земля ещё не подошла, нельзя ещё сеять – не будет хлеба.
Начальство его никогда не жаловало, точнее – он его не жаловал. Однажды, в 1970-х годах, он такой же весенней порой схватился на краю поля с недавно назначенным директором совхоза. Говорил, что земля ещё не приспела, нельзя сеять – не будет хлеба.
Директор в ответ:
– Да кто ты тут такой? Тоже правдолюб мне выискался – у меня план...
Тут бы Николаю Ивановичу смолчать или хотя бы хмыкнуть что-нибудь невразумительное, но его, как говорится, понесло.
Дальше разговор пошёл совсем на повышенных тонах и в открытую – по матушке. Кого и куда посылали, уже было и не упомнить. Закончилось и вовсе чуть ли не на кулаках. Директор совхоза, недолго думая, вызвал из Вишеры милицию, и посадили Николая Ивановича в районную кутузку.
Какое дело было в те времена до какого-то Филиппова и его крестьянского опыта? План надо исполнять, постановление райкомовское, в котором всё давно уже было расписано по дням и чуть ли не по часам. Народ, конечно, какое-то время сопротивлялся этому земледельческому произволу, но потом махнул на всё рукой. И лишь отдельные упрямцы, как Филиппов, продолжали гнуть свою крестьянскую линию перед выпускниками партийных школ.
Тогда мне не совсем было понятно, отчего так кипятится Николай Иванович, изливая давние обиды. Это потом дошло, что в годы советской власти крестьянин оказался отчуждённым от земли и средств производства и кормился от выхода на работу и закрытия наряда, а не от произведённого продукта. А вот Николай Иванович так и не смог смирится с этим противоестественным для крестьянина ходом вещей.
Это ведь только в начальничьих головах было всё едино, а в народе говорили: «Каждое семя знает своё время», «До поры до времени не сеют семени», «Сей в пору – соберешь хлеба с гору», «Кто по календарю сеет, тот мало веет». Но постановление знать не желало, что такое народный земледельческий календарь, что думает крестьянин Филиппов, что такое лучшие агротехнические сроки. Потому и жевали мы тогда хлеб из канадского, австралийского и американского зерна.
Публицист, народный депутат СССР, лауреат Ленинской премии, член КПСС с 1942 года Иван Афанасьевич Васильев (1924–1994), всю жизнь проживший в деревне и сломавший немало копий в борьбе с партийной бюрократией в аграрном секторе, в конце концов, тоже понял: плетью обуха не перешибешь. «Соглашаемся выпускать продукцию, на которую не спроса, сеять лён и оставлять его под снег, сносить деревни и бросать землю, держать коров, не дающих молока» – писал он в 1987 году в «Советской России». Правда, как человек своего времени в той же газете через год он призывал: «...первое, с чего надо начинать райкомам, – научиться новым приёмам. Где? В книжках. Обратиться к опыту двадцатых годов. Читать Ленина».
Иван Афанасьевич, да они только то и делали, что учились у Ленина. Вот фраза: «Мною было приказано объявить обязательный засев полностью всей площади озимых полей боевой государственной задачей всех органов власти... 15 октября донести о выполнении приказа». Подпись – Ленин. Дата «27 октября 1920 года». Вот так – по Ленину – райкомы и поступали. Выпускали подобные циркуляры вплоть до 1991 года – пашню кой-как засевали, до 15 октября доносили о выполнении приказа, получали грамоты и премии, а там хоть и трава не расти. Она и не росла.
А Николай Иванович Филиппов был крестьянином в полном смысле слова. Не тракторист, не механизатор широкого профиля, не колхозник – крестьянин-земледелец. Не нужны ему были начальники и погонялы, выходил он в поле в полном соответствии со своей крестьянской душой. Сам по своей воле осенью расчищал покосы и поля от кустарников и камней, приводя в порядок запущенные ухожи. Камни с окрестных полей сваливал в ручей – так на нём образовалась рукотворная плотина. И туда вся округа ходила ловить хариусов и форель.
Бригадиром в Знаменке была его жена, Вера Николаевна, но на самом деле они конечно, хозяйствовали вдвоём. В советское время много говорили про председателей колхозов и директоров совхозов, на которых, мол, держалось сельское хозяйство. Нет, смею утверждать, что держалось всё на бригадирах – скромных незаметных деревенских людях, часто беспартийных.
Кто такие директора совхозов? Назначенцы. Подбирались они отнюдь не по деловым или человеческим качествам, а по партийным стандартам и характеристикам. Директора приходили и уходили, а бригадиры как работали, так и работали – на них всё держалось. Они, как замковые камни, держали всю конструкцию сельского хозяйства.
По крайней мере, в нашем районе дело обстояло именно так. Шилов Михаил Фёдорович из Замостья, Графова Вера Андреевна из Любец, Ковалёв Алексей Фёдорович из Красного, Степанова Валентина из Пустой Вишерки, Степанов Павел Петрович из Заборовья и многие другие бригадиры пытались сохранить вековой крестьянский опыт. Как ушли эти люди, так и сельское хозяйство рухнуло.
– Эх, раньше жизнь была – весело было. Сейчас всё не так – тоска какая-то кругом, бессмысленность и пустота, – частенько вздыхал Филиппов в последние годы жизни.
И, знаете, теперь мне кажется, что он был абсолютно прав. Не осталось тех людей, с которыми всегда было хорошо и тепло, и первый встречный был тебе родня.
Владимир КУЗНЕЦОВ
