Понедельник, 28 октября 2024

Редакция

Дважды — на «волоске» от смерти

Знать, помнить о ветеранах Великой Отечественной войны, «детях войны», мы должны не только в преддверие Дня Победы и во время празднования этого великого события. 
 
Участников тех давних событий осталось совсем немного, но их подвиг, мужество по-прежнему актуальны для общества. Война вошла в каждый дом, в каждую семью, она исковеркала судьбы миллионов людей. Именно поэтому районная газета продолжает буквально по крупицам собирать информацию о наших земляках — очевидцах военных лет.
 
С сольчанкой Ганнибаловой Любовью Михайловной я познакомился на одной из встреч детей жертв политических репрессий.  Она запомнилась мне своим позитивом и искромётным, иногда даже немного резковатым юмором. Как я узнал позже, эти качества помогли ей преодолеть страшные военные и послевоенные испытания.
 
Сейчас Любови Михайловне — 86 лет. Возраст далеко не молодой, но пенсионерка вполне самостоятельна, сама себя обслуживает, выполняет домашнюю работу. И главное — совершенно не потеряла бодрости духа, часто шутит, смеётся. 
 
Появилась она на свет в деревне Каменка, расположенной рядом с Сольцами, её ещё называют «ближняя». Об отце вспоминает как о человеке глубоко верующем, он был тесно связан с храмом в Шкнятино. Мама трудилась в колхозе. Кроме Любы в семье ещё была старшая сестра.
 
- Однажды (шёл 1937 год) папа приехал с поля, где пахал землю, - рассказывает Любовь Михайловна, - сказал мне: «Любушка, выполощи «поршни» (так называлась рабочая обувь, тапки из сыромятной кожи на завязках). Я выполоскала их в воде, отдала ему. Папа стал бить дратву (прочную нить, верёвку), чинить обувь. И тут к нашему дому подошли две местные женщины, они назвались понятыми и предложили папе пройти в повозку, похожую на карету, подъехавшую к дому. Помню, что в этот момент подошли также священник и псаломщик Шкнятинской церкви, они жили неподалёку, выясняли, почему папу забирают.
 
После ареста Михаила Матвеевича (так звали отца) его несколько раз привозили в Сольцы на допросы. Каждый раз семью о предстоящем допросе предупреждал милиционер, проживавший в Блудово.
 
Вообще в тот год арестам подверглись очень многие жители района, женщины в Сольцах и деревнях причитали: «Сколько «миру» (людей) забрали! Почти всех трудоспособных мужчин!»
 
На Набережной, рядом со зданием курорта, по словам Любови Михайловны, располагался большой «домина», вот туда-то они и носили передачки арестанту. Матери приходилось забираться на поленницы дров, чтобы в окошко просунуть узелок с едой. Увидеть любимого мужа, папу им не удавалось, они лишь реагировали на условный сигнал (о котором им кто-то заранее сообщал)— появившуюся в окошке руку главы семейства.
 
Суда долго не было, потом родные узнали, что Михаилу Матвеевичу «дали» 10 лет лагерей. 
 
- Отправили его в Архангельскую область, в город Каргополь, - продолжает пенсионерка, - мы регулярно с ним переписывались, отправляли посылочки с едой, вещами. Папин брат из Пушкина тоже его старался поддерживать. Мне запомнилось, что в одном из писем отец написал маме: «Дуня, пришли мне валенки и в «нос» валенка пихни шило, нитки».
 
Отец так и не вернулся из заключения, уже в конце войны родные узнали, что он умер в Каргополе, там и похоронен. В извещении был даже указан номер могилы. К сожалению, им так и не удалось побывать в Архангельской области.
 
Без кормильца как в довоенное время, так и в годы оккупации, Люба с мамой и сестрой жили впроголодь. Пенсионерка помнит, как её мама брала в долг зерно для посева у зажиточных соседей Ванюковых, которые до революции владели в Каменке двумя огромными домами и многочисленными хозяйственными постройками. Потом в их усадьбах новая власть разместила правление колхоза и клуб.
 
Уже в первые недели немецкого вторжения в деревне были сожжены жилые дома, люди  ютились в землянках, «окопах».
 
- В то же время хочу отметить, что деревенские хозяйственные постройки сохранились, - вспоминает Любовь Михайловна, - такие как рига, гумна. Скот, у кого какой был, немцы оставили владельцам, правда, мы держали только козу, пахотные поля тоже все засевались. 
 
В 1943 году Любу вместе с мамой и сестрой, другими солецкими семьями отправили в Латвию в качестве дешёвой рабочей силы.
 
От старого льнозавода через улицу Почтовую ещё до войны была протянута железная дорога, по ней возили до ж/д вокзала «куделю» и чистое льняное волокно. Вот по этой дороге до вокзала будущих узников на платформах привезли к эшелону, состоящему из товарных вагонов. У каждого вагона стоял немецкий солдат с автоматом. В Латвии сольчан высадили на станции Малиновка, множество местных жителей на лошадиных подводах выбирали себе работников. Семья Любы попала в населённый пункт Стыврино.
 
- Мы были в лохмотьях, вещей с собой почти не было, - грустно рассказывает Любовь Михайловна, - поселили нас в каком-то домишке, помню, зима была лютая, латыши нам и дрова носили, и хлеб. А весной тех, кто мог работать, вновь погрузили в «теплушки» и направили в Германию, в город Розенберг. Нас поселили в большом концентрационном лагере, он находился между двумя авиационными заводами. Совсем рядом протекала река Дунай. В лагере работали пищеблок, баня, прачечная. Заключённые жили в огромных бараках. Кормили там плохо, но мы выживали за счёт доброты местных жителей, они часто приносили еду. Мама работала на одном заводе, сестра — на другом. Самолёты союзников  регулярно бомбили заводы, «воздушная тревога» звучала почти ежедневно.
 
Дважды Люба чуть не погибла. Сначала группа заключённых самовольно покинула территорию лагеря, чтобы приобрести у местного жителя несколько килограммов картошки. Начальник лагеря был, по всей видимости, русским, говорил на нашем языке без акцента. Пойманных женщин и детей поставили на колени, и начальник распорядился отправить их в газовую камеру. От смерти несчастных узниц спасла жена начальника лагеря, появившаяся в этот момент в служебном кабинете супруга. Любовь Михайловна до сих пор помнит её возмущённые слова: 
 
- Это что у тебя матери стоят на коленях? В общем, так: пусть они идут в барак, а с тобой я сама разберусь!
 
К весне 1945 года один из заводов был полностью уничтожен с воздуха, второй — значительно повреждён. Немцы понимали, что вскоре им придётся отвечать за все свои зверства.  Узников  построили в длинную шеренгу в специально вырытой канаве. 
 
- Напротив нас «цепочкой» стояли эсэсовецы с автоматами, - вспоминает моя собеседница, - мы были уверены, что нас вот-вот расстреляют. Мама меня обнимала и говорила: «Ничего, доченька, убьёт, будем лежать вместе». Но произошло чудо. Из стоящего недалеко огромного храма подошли монахи, они долго что-то объясняли солдатам. И солдаты потом раздражённо нам сказали: «Идите обратно в бараки». А на следующее утро в наш лагерь на танках приехали … негры! Вот мы удивились! Это были американские военные. Чуть позже в лагерь пришли три машины — с сахарным песком, мукой и мясом. Американцы угощали нас жевачкой. Недели три мы жили после этого события в лагере. Американцы довезли нас на машинах до Чехии, там мы долго, до сентября, ждали отправки на родину. Впервые я тогда попробовала мороженое! Запомнилось и купание в бассейне. А какая в этой стране природа! Мы с удовольствием собирали в чешских лесах чернику.
 
И вот наконец они прибыли на перрон солецкого вокзала. С «шалгунами» на плечах дошли до разрушенного войной города, с трудом переправились через Шелонь в родную деревню. Те, кто остался работать на хозяев в Латвии, вернулись раньше, уже соорудили временные хибарки. Первое время пришлось жить в окопе. Сложили в нём печку, а настила (чугунной плиты) было никак не найти. Пришлось идти в Сольцы и в гарнизоне на одном из пепелищ взять такой настил и притащить его (именно притащить) в Каменку.  Позже был построен небольшой домик. 
 
От голодной смерти семью Любы спасла работа на строительстве железнодорожного моста. Там работникам и их детям давали пайки. Но с лепёшками из крапивы, лебеды, дудок девушка была очень хорошо знакома. Высушенную траву перемалывали в муку и готовили из неё разные «деликатесы». Этот вкус помнит пенсионерка до сих пор.
 
Выживали как могли. Как-то раз жителям Каменки стало известно, что во время перегона скота по нашему району между деревнями Каменка и Нива остались лежать две умершие коровы. Туши павших животных разделали, и чтобы сохранить в жару и так далеко не качественное мясо, пришлось тайком залезть за солью на склад, расположенный на улице Ленина (из красного кирпича, он и сейчас стоит на том же месте).
 
Не слишком баловала бывшую узницу жизнь и сразу после окончания войны. Работала в карьере (за кладбищем), грузила лопатой песок в вагоны. Там встретила своего будущего супруга Василия (родом из Большого Заборовья). Трудилась на лесозаготовках в течение двух зим,  работая на железной дороге, даже принимала участие в заливке фундамента для здания новгородского ж/д вокзала. 30 лет была вязальщицей на трикотажной фабрике, одна отвечала за 20 машин-автоматов. С мужем, который ушёл из жизни 20 лет назад, вырастили дочь Нину и сына Володю, есть у бабушки Любы трое внуков и столько же правнуков. Кстати, один из внуков, высококвалифицированный программист, проживает в Австралии.
 
- Рассказывать, сынок, можно долго о пережитых годах, - провожая меня и председателя Совета ветеранов Веру Зуеву до калитки своего домика на улице Покровской, отметила она, - были и хорошие времена, но все ужасы войны забыть никак не получается.
 
Сергей ОВЧИННИКОВ
Фото автора

РЕКЛАМА

Еще статьи

Серебряные клюковки

Всего один победный балл отделил команду Поддорского муниципального района от золота областной интеллектуально-развлекательной игры-квиза «Серебряный эрудит»

У Светланы Глазуновой немало спортивных наград

Любовь к спорту длиною в жизнь

Нормативы ВФСК «ГТО» Светлане Глазуновой из деревни Федорково покорялись не единожды

Валентина  Петровна записывает свои воспоминания

Жила бы страна родная

Валентина Бабкина из деревни Бор в 60‑е годы была первой среди знатных овцеводов Новгородчины

РЕКЛАМА

РЕКЛАМА