Небесный метроном беспощадно отстукивает секунды, часы, года, века, уводя в мир иной тех, кто жил на этой земле, стирая то, что здесь происходило. И только память человеческая, память сердца способна принять на особый сохран людей и события далёких дней и эпох.
Нынешняя осень была богата на круглые даты. Маловишерский район отметил 90 лет со дня своего образования. Октябрьской революции минуло 100 лет. 80 лет назад наступило время Большого террора, как обозначили современные историографы период наиболее массовых репрессий и политических преследований 1937-38 годов... Всё, что переживала эти десятилетия страна, не обходило стороной любую семью. Свою родословную бережно собирает и хранит жительница Малой Вишеры Галина ВАГИНА. Историю семьи и одного из своих родственников, добившегося немалых успехов в науке и ставшего академиком, она и решила рассказать читателям «МВ».
В далёком 1924 году мои дед и бабушка переехали в Малую Вишеру из деревни Раменье нашего района, и на то время у них было уже четверо детей. Дед Никифор был человеком грамотным, творческим, писал стихи и в юности был первым гармонистом на деревне. Принимал участие в Первой мировой войне, видел на её полях много крови, грязи, несправедливости. В жёны взял себе трудолюбивую девушку Пашу (Параскеву) из соседней деревни Зеленщина, которую за красные щёчки тогда в деревне называли все «клюковкой». Бабушка моя была человеком не грамотным, но мудрым по жизни. Пока я жила вместе с нею, письма родным от неё писала я под её диктовку. К 60-ти годам она научилась писать их сама печатными буквами. Её уже взрослые дети всю свою жизнь сохраняли эти письма. Она всегда была там, где нужна, чтобы помочь своим детям, но последние 25 лет своей жизни уже постоянно жила у младшего сына Виктора в Ленинграде, после того, как в его семье произошло страшное горе – умерла молодая жена, мама его двухлетней дочери. На помощь Виктору пришла тогда вся его большая семья. Хоронить бабушку сын привёз на её малую родину, в наш город.
Дед перевёз семью в Малую Вишеру, потому что хотел, чтобы его дети получали образование. Приобрёл в городе двухэтажный дом, двух лошадок и стал работать со старшим сыном Иваном, развозя стройматериалы в организации и дрова на наш стекольный завод, был смотрителем зданий. Старший Иван (многие его до сих пор помнят как Ивана Никифоровича Ефимова) потом всю свою жизнь проработает на железной дороге, последние годы – дежурным по станции. В доме, который приобрёл дед, якобы после революции властями был устроен приёмник-распределитель для беспризорников. В нём у бабушки с дедом появилось на свет ещё трое детей. В доме тогда была и своя фисгармония. По воспоминаниям моих родных, у них в этом доме протекало счастливое беззаботное детство, богато никогда не жили, но они все были любимы и умели до конца своих дней любить сами, смотрели на всё «через призму поэзии, через призму музыки, призму любви». На их улице, в доме напротив, жила тоже большая семья, где тоже было семеро детей, вместе бегали по улице и на реку (купаться и попрыгать по брёвнам, сплавляемым тогда по реке), в гости друг к другу ходили, валялись в сухой золотой осенней листве.
Но в 1933 году грянул гром. Моего деда, отца семерых детей, младшей из которых был всего один год, арестовали по доносу «доброжелательных» людей и осудили по 58-й политической статье (за веру), отправив в сибирскую ссылку. А до этого дед всегда помогал своим бывшим землякам-«кулакам» и членам их семей, которых в годы насильственной массовой коллективизации на их же телегах отправляли в ссылку, давая возможность сделать остановку перед дальней дорогой в своём доме. Днём 20 марта семья отметила чаепитием с пряниками 10-летие моей будущей мамы, а ночью приехал «чёрный воронок», чтобы увезти их отца и мужа. Всё имущество вместе с домом конфисковали. Старший Иван успел спрятать только тетрадь стихов отца да Библию. Дом забрал горсовет, переделал его под несколько отдельных квартир, и стали там жить и радоваться другие люди со своими семьями (возможно и те, что написали донос на моего деда). Дом немного увеличили, аварийным его даже спустя много лет не признавали, но какие-то нелюди сожгли его вместе ещё с несколькими двухэтажными старыми домами три года назад. Да, я говорю о доме № 19 по ул. Коммунистической (бывшей Моховой). Глубокие потрясения испытала тогда вся Малая Вишера.
У бабушки с детьми после конфискации начались скитания по съёмным комнатам в частных домах. Позже она получит вместе с несколькими своими детьми-школьниками небольшую двухкомнатную квартирку в двухэтажном деревянном доме на Московской. На месте этого дома сейчас муниципальная автостоянка. Из этого дома я пошла в 1-й класс, окончила школу и уехала учиться дальше. В большой комнатке жила я с родителями, а в маленькой – бабушка с другими детьми. Старшие её дети к тому времени уже женились, вышли замуж и жили отдельно – кто остался жить в городе, кто, пройдя дорогами Великой Отечественной, уехали восстанавливать разрушенный Новгород и остались там, кто в Ленинграде. А когда младшие стали студентами, с нею стал жить ещё один мальчик – сирота, брат одной из бабушкиных невесток, который называл её тоже мамой.
О моём дяде Вите, уроженце Малой Вишеры, который ещё учился в школе, когда я родилась (ему было на ту пору 15 лет ), я хочу рассказать особо. Отец мой работал, у мамы был тяжёлый послеродовой период, и Витя очень помогал во всём своей старшей сестре, нянчился со мною. И вообще в семье бабушки, я помню это хорошо, все помогали друг другу. Витя учился в средней школе № 1, которая тогда располагалась на ул. Урицкого, аккурат напротив милиции. Класс был дружным, ребята часто бывали у нас в доме – это и Юра Григорьев (будущий профессор МФТИ, доктор технических наук, лауреат Государственной премии СССР, академик Российской академии космонавтики им. К.Э. Циолковского, Российской и Европейской академий естественных наук), и Олег Шмелёв, и Виктор Богданов. Был у них ещё один друг – одноклассник Володя Демченко. Его отец в то время работал начальником милиции. Тёмным осенним вечером друзья после прогулки расходились по домам. Володя зашёл в тёмный коридор, в котором почему-то не было света, и вдруг получил удар ножом. Ранение было несовместимое с жизнью. Позже выяснилось, что караулили бандиты его отца... Друзья очень переживали потерю своего друга.
Отучившись семь лет в первой школе, Виктор и несколько его одноклассников перешли в 23-ю транспортную школу (ныне № 2). Кстати сказать, что школу эту до него окончили две его старших сестры – моя тётя Тоня (она после выпуска работала там вместе со своею подругой Сашей Александровой, именем которой названа одна из улиц города, пионервожатыми) и моя мама. Эту же школу окончила потом и я.
Виктор всегда хотел учиться дальше, но студентом стал не сразу. Мечтал быть геологом, но этому осуществиться не удалось: в анкете пришлось писать, что отец был осуждён по 58 статье как враг народа (реабилитировали его только в 1961-м после смерти Сталина). Пришлось год поработать в родной школе лаборантом, а в 1949-м поступил в Ленинградский сельскохозяйственный институт.
Желание учиться было очень велико, и едет он в Ленинград не в лаптях, конечно, но с аккуратными заплаточками на брюках, сделанными мамой. Учится, получая сталинскую стипендию, подрабатывая частенько на жизнь на разгрузке вагонов по ночам. Преданность друзьям, как школьным, так и студенческим, была одним из качеств его характера по жизни: своё пальто и последнюю рубашку отдавал друзьям по общежитию, таким же безденежным, как и он сам, которые выходили в жизнь из института (и сколько раз приходилось потом уже обжигаться, когда некоторые друзья подводили, но он, переболев этим, всё-таки прощал их).
Институт окончил с красным дипломом, затем аспирантуру, там же на кафедре почвоведения его и оставили работать. Кафедрой тогда заведовала профессор Л. Александрова, которую за стать и поведение называли за глаза «Царицей». Виктор был её любимым студентом, она очень уважала его за тягу к знаниям. И всё-таки однажды на 4-м курсе, когда они были вместе с нею на практике под Батуми, «Царица» спросила: «Виктор, а почему вы здесь-то, в ЛСХИ?». Вопрос был задан не случайно – после прочтения его поэмы, написанной в тех местах и навеянной природой Грузии.
Женился Виктор на последнем курсе института. Родилась дочка Алёнушка. Вместе с женою приходилось уезжать в далёкие экспедиции, доверяя ребёнка только своей матери, моей бабушке. И я нянчилась с удовольствием с его дочкой, как когда-то и он нянчился со мною. Позже Алёнушка окончит Ленинградский государственный университет (не пойдёт по стопам отца, выберет себе другую профессию) и, как её отец, с головою уйдёт в науку, став в Америке профессором. Её отъезд в 90-е годы Виктор, конечно же, очень переживал. Но понимал, что по-другому пока нельзя: наука в стране была в загоне. Болезненно он всегда переносил и уход своих учеников из науки в бизнес, иногда доходило просто до ссор. Но успокоением в те времена были всё-таки его преданные ученики.
Когда дочке исполнилось 10 лет, Виктора с семьёю отправили в трёхгодичную командировку в Сирию (с этой страною у СССР всегда были хорошие отношения, в институте училось много их студентов, как впрочем и из европейских стран соцлагеря). Жили они и занимался он научной деятельностью в Алеппо. До сих пор у меня хранятся фотографии этого некогда прекрасного города. Сердце кровью обливается, когда смотришь, в какие руины превращён он сейчас.
Вообще, Виктор, как мне кажется, был гражданином мира. В какой бы стране он ни был – с лекциями, в гостях, – со всеми мог свободно общаться, благо тема всегда была общая – земля, дружба, а друзей у него везде хватало! Но он никогда не забывал, кто он и откуда! В квартире его всегда находились аспиранты, как из союзных республик, так и европейцы, арабы, африканцы, которые знали и всех нас, его родню. Виктор был очень интересным человеком, эрудитом. Рядом с ним всегда была молодёжь, которая любила учиться. Он был строг с ними, но если уж верил – отдавал себя полностью.
Уже став профессором, Виктор на протяжении 15 лет подряд, вместо положенных трёх (сроки его работы в ВАСХНИЛ продлевали постоянно, так как руководство видело в нём честного человека, докторские степени присваивались при нём только за знания), как председатель всесоюзной аттестационной комиссии (ВАК) по присвоению учёных докторских степеней выезжал работать в Москву. Там, в столице, были тогда уже главными и радостными для него встречи на кухне с одним из школьных друзей – Юрой Григорьевым. Друзьям всегда было о чём поговорить, после этих встреч Виктор возвращался домой, как на крыльях. Впрочем, как и из Вишеры, потому как никогда не забывал, откуда он родом! Когда приезжал сюда, закидывал огромную сумку с продуктами для моей мамы, тогда уже пенсионерки, а сам, как в юности, убегал к своим школьным друзьям. И моя мама, как когда-то и их мама, переживала и ждала, когда же он явится домой. Но школьные друзья – это всегда было святое! Классом встречались, может, и не столь часто, но уже на пенсии любил общаться со старыми друзьями, дружбой которых дорожил до самой смерти.
Когда выбирал время и приезжал к нам, а делал он это довольно часто после того, как похоронил здесь свою маму, последние долгие годы проживавшую у него, часто жарким (а они тогда были и такими!) летом мы ходили с ним поплавать на вторую плотину. Заставлял меня, и буквально приучил-таки, переплывать с ним с одного берега на другой! Выходили из реки довольные и частенько грязные. Я ворчала, что снова придётся мыться под душем, что эта грязь идёт у нас из Пустой Вишерки и т.д., и т.п. Но он объяснял мне, что Пустая Вишерка совсем не при чём, это у нас почва такая (болото). Мечтал всегда проехать и посмотреть со старшим Иваном на места иванова детства (бывшие деревни Раменье, Зеленщина) и написать свою книгу. Без собак (как и сейчас его дочери и внуки) Виктор никогда не жил. Огромные доги были жителями его маленькой хрущёвки. Большую квартиру ему обещали в центре Ленинграда, приглашая не единожды возглавить в 70-е годы ленинградское управление сельского хозяйства, но он не принимал эти приглашения, поскольку всегда хотел заниматься только наукой. Очень любил приезжать к нам на дачу, помогая тем, что делал анализ почвы на участке, выписывая потом «рецепт» на удобрения нашей почвы, и, конечно же, привозил нам элитные саженцы.
Мой дядя, Виктор Никифорович Ефимов, родившийся в Малой Вишере, – видный ученый в области химии и плодородия почв, эффективности удобрений, стал первым (при советской ещё власти) и единственным академиком ВАСХНИЛ в родном институте. Его имя как учёного в ХХ веке было занесено на нашу районную Доску почёта. Так было. Но, как сказал любимый поэт, «пришли иные времена, взошли иные имена».
Несколько лет тому назад (Виктор уже ушёл от нас в мир иной) в одной из передач на канале новгородского телевидения я посмотрела прямой эфир с руководителем департамента Еленой Покровской. Знала, что мама её училась в ЛСХИ вместе с Виктором Никифоровичем. Разговор в телеэфире зашёл в том числе и о современных академиках, как достаются некоторым сейчас такие титулы и о недоверии к ним в сегодняшнее время. Я слушала эту беседу и было очень приятно, когда с экрана Елена Витальевна вспомнила добрым словом о настоящем учёном, который дослужил честным путём до академика её родного института Викторе Никифоровиче Ефимове. Поверьте, это дорогого стоит.
Всегда ценно было для меня в моих родных, что они, лишённые многого, никогда не стонали, прожили жизнь достойно, зная цену себе, умели радоваться тому, что есть, умели соглашаться с обстоятельствами своей жизни и умели жить по средствам. Может быть, жизнь их и не была счастливой (не всем ведь дано летать, удачу свою догонять), но то, что она была интересной – это ТОЧНО! Всё течёт, всё изменяется. Город и район живёт, преображается. Я это вижу. Надо жить – главное, как учила меня моя мудрая бабушка, никогда нельзя поддаваться унынию.
